Сегодня, 20 сентября,  исполнилось 98 лет со Дня рождения поэта-фронтовика, писателя,  киносценариста Григория Михайловича  Поженяна. Предлагаем вместе с нами вспомнить вехи судьбы этого достойнейшего человека.

 

«Один пришёл. Один уйду.

Один спою свой гимн.

А яблоки в моём саду

легко отдам другим»

 

Г.М. Поженян

 

На  первом этаже Одесского литературного музея расположена экспозиция, посвящённая литературе Второй мировой войны.

Отдельная экспозиция рассказывает об обороне Одессы летом-осенью 1941 года. Среди защитников города был молодой моряк, разведчик Григорий Поженян, ставший позднее прекрасным поэтом. В экспозиции представлены фотография, рукописи стихотворений, личные вещи Г. Поженяна, а, впрочем, как известно – лучше один раз увидеть…

После окончания войны Поженян, полюбивший Одессу, при малейшей возможности приезжал в наш город и многие свои произведения посвятил Одессе.

 

Я не гость, не приезжий,

Не искатель затей.

Кто ж я? –

Гул побережий,

Соль набухших сетей,

Боль ладоней растёртых,

Смутный ропот полей

И летящий над портом

Лёгкий пух тополей.

 

Я сюда не с речами,

Не за праздным житьём.

Мне не спится ночами

В сытом доме моём.

Хмель жасмина дурманный

Стал не люб, хоть убей…

Я опять сквозь лиманный

Проползу Хаджибей.

Лягу в жиже дорожной,

Постою у плетня,

И не жаль, что, возможно,

Не узнают меня.

 

Утро юности, где ты?

Мне тебя не вернуть.

По незримым приметам

Продолжается путь,

Путь суровый и тяжкий

От зимы до весны…

Мы, как нитки в тельняшку,

В нашу жизнь вплетены.

 

В один из своих приездов Григорий Михайлович посетил Литературный музей. Сотрудники музея, вспоминая эту встречу, говорят о Поженяне: «Он обладал удивительным чувством юмора, яркий, открытый, приветливый, великолепный рассказчик!».

Народная мудрость гласит: человек жив, пока о нём помнят!

20 сентября 2020 г. – 98 лет со дня рождения Григория Михайловича Поженяна.

Великолепные воспоминания о Поженяне оставили многие поэты, писатели, журналисты, военные, композиторы, кинорежиссёры, кинооператоры, литературоведы, кинокритики и верные друзья.

Г.М. Поженян был удивительным человеком: романтик, моряк, храбрец-разведчик, поэт, сценарист, режиссёр…

М. Хазин писал: «Григорий Поженян – человек необычайной судьбы, о котором всегда ходили легенды, вся его жизнь была соткана из легенд. Поэт, боксёр, авантюрист, редкостный смельчак, уникальный рассказчик, центр любой компании – но прежде всего, конечно же, герой войны. …Один из самых пронзительных и честных поэтов нашего времени. Творчество Поженяна, воинственно благородное, как, впрочем, и его задиристый нрав, укрепляло мужество в сердцах читателей, помогало стойко и достойно переносить горечь утрат, жестокие травмы, на которые был так щедр ХХ век, да и нынешний, двадцать первый, тоже вроде не скупится. Надо уметь держать удар! – это был один из девизов Поженяна. Песни на его стихи поют до сих пор».

В автобиографическом рассказе «О себе» Григорий Поженян писал: «Я родился 20 сентября 1922 года в Харькове, на гористой Мордвиновской улице, в доме, где в основном жили сапожники и рабочие фабрики им. Тенякова, – люди, озабоченные делами и множеством детей. Все знали всех, делились всем… »

Отец – Михаил Арамович Поженян – армянин, строил Харьковский тракторный завод, директор Украинского научно-исследовательского института гражданских, промышленных и инженерных сооружений в Харькове. В 1937 году был арестован как «враг народа». Однако очень повезло, он вернулся домой из лагеря живым, а после смерти Сталина был реабилитирован.

Мать – Елизавета Львовна Кернер – еврейка, врач.

«Мама моя по-еврейски не знала ни слова, – вспоминал Поженян. – Во время погромов её спас в Умани мой будущий отец. Он тогда был командиром партизанского отряда. Когда отец на ней женился, мой дед приехал, удивлённый, почему сын женился не на армянке, а на еврейке. Дед плохо говорил по-русски. Бабушка ни слова не понимала по-армянски. Но они стали играть в домино. Когда дед уезжал, то сказал: “Не знаю, почему говорят плохо про евреев. Чудная бабка! Кормит вкусно! Молчит и проигрывает мне в домино”».

Мать Г. Поженяна – кандидат медицинских наук – узнав, что сын погиб на фронте (к счастью, это оказалось ошибкой), ушла на фронт. Вернулась с фонта в звании майора с орденом Красной Звезды и медалью «За боевые заслуги».

Вспоминая детство, Поженян писал: «В двенадцать лет я стал заниматься боксом… Двор отошёл на второй план, и отец одобрительно заметил, что теперь мои фингалы и разбитые брови приобрели форму «законности». Наши с ним отношения были просты: за признание – никакого наказания».

Через много лет Поженян напишет:

КОГДА МЫ ПОСТУПАЛИ В ПЕРВЫЙ КЛАСС

Когда мы поступали в первый класс,

уже тогда, неся букварь под мышкой,

друг друга взглядом мерили мальчишки,

сильнейших отмечая среди нас.

 

И было всё, как водится: горелки,

коробчатые змеи и чижи,

покрашенные ружья-самоделки,

резные деревянные ножи,

 

атаки с крыш сараев и пленения,

бой на портфелях на одном коньке,

и личные «мужские» объяснения

на школьном пропыленном чердаке.

 

А я ни в деда, ни в отца удался

н был, конечно, сам тому виной,

что за меня товарищ заступался,

гордясь избытком силы предо мной.

 

А время шло, и корабли у стенки

мне властью Грина грезились в окно.

Я алый парус поднимал во сне,

но приспускал его на переменке.

 

И что бы было, если б не пришла

та, первая,

глазастая,

смешная,

мальчишечья любовь, что всё дотла

готова сжечь, себя не сознавая.

 

Мне не смогли помочь ни звонкий стих,

ни новая тужурка, ни пятёрки,

ни ромбы па отцовской гимнастёрке.

Она сказала: «Будь сильней других».

 

И я с трудом открыл тугую дверь

в спортивный зал на улице Московской.

Мой первый тренер, Слава Зибаровский,

ты тоже улыбаешься теперь.

 

А я тогда гордился вспухшим носом

и первым, не случайным синяком.

А мать, не задавая мне вопросов,

порою только плакала тайком.

 

Злословили соседки по квартире,

посмеивалась чинная родня.

А мне казалось, будто в целом мире

боксера нет счастливее меня.

 

А девушка?

Она смеялась звонко…

И двадцать лет прошло,

не двадцать дней…

А я всё жду случайной встречи с ней,

как ждёт боксёр призывный вызов гонга.

 

Григорий Поженян вспоминал: «…Учился я в школе под тополями на Рымарской улице, в десяти минутах ходьбы от дома. Школа была украинская. В нашем классе почти все мальчики занимались спортом. Школьный тир, вырытый во дворе, приучал нас к самодисциплине. И нашему классу – десятому “б”, и нашему двору на войне не повезло. Из дворовых ребят вернулось домой только двое. Из мальчишек нашего класса, насколько мне известно, не вернулся с войны никто. И у меня был свой учитель русского языка и литературы. Учитель открыл мне Байрона и рассказал о том, что его сердце вечно стучит в Мессалунгской долине, он влюбил меня в лермонтовскую “Тамань”, вместе со мной прочёл по латыни “De Bello Yaliko” Юлия Цезаря. А когда я уходил служить на флот, учитель сказал: Navicare necesse est – vivare non est necesse: “Плавать по морю необходимо, жить не так уж необходимо”. Я был слишком занят собой на том прощальном перроне, молод и неразумен и пропустил эту трагическую фразу мимо ушей…».

В 1939 году Григорий окончил Харьковскую среднюю школу № 6 и ушёл служить срочную службу на Черноморский Флот.

22 июня 1941 года встретил старшиной 1-й статьи на крейсере «Молотов», а вскоре был переведён в 1-й особый диверсионный отряд. Первый взорванный мост – Варваровский, в Николаеве. Последний – в Белграде…

Во время обороны Одессы Поженян входил в состав отряда моряков-разведчиков при 2-й кавалерийской дивизии. Боевые товарищи прозвали его «Уголёк» – не только потому, что смуглый был и черноволосый, а за горячий характер.

Нас в разведке тринадцать было.

Нас в Одессе война крестила

не штыками и не огнём –

тяжкой ношею за плечами,

настороженными ночами,

непривычным бездельем днём.

На чужих батальонных стыках

раньше пули и раньше крика

камышами,

на шлюпках,

вброд,

сквозь,

посадки,

лиманы,

рожью,

по дорогам

н бездорожью

шли мы к немцам

в тылы,

вперёд.

Шли мы группами,

трое,

двое,

перед боем

и после боя,

до захода луны,

при ней,

безоружными,

в «полной норме»,

в пиджаках

и в матросской форме,

до утра и на много дней.

И как совы –

ночные птицы,

привыкая к слепым зарницам,

светлякам, и кромешной мгле,

чуют ночь беспощадным ухом,

так и мы,

ночники,

по слуху

молча шли

по своей земле

(Отрывок из поэмы Г. Поженяна «Впередсмотрящий, 1955 г.)

Имя Поженяна значится среди имён 13-ти особо отличившихся моряков-разведчиков на мемориальной доске по улице Пастера, 27, в Одессе.

Пастера 27

Если б душа

отделялась от тела,

сколько бы чаек

ко мне прилетело.

Сколько бы ласточек

в окна влетало.

Сколько б коней

в дом тропу протоптало.

Если б душа

отделялась от тела,

я не ходил бы тайком

на Пастера,

в дом, где живут

все друзья неживые,

где не лежат

и цветы полевые.

Может, потом

и случится такое

там, за неслышной

подземной рекою,

на перевозе,

где лодочник жёлтый

знает, зачем

и откуда пришёл ты.

Но на земле

не случается чуда.

Тот, кто погиб,

не приходит оттуда.

Были юнцами,

не стали старее.

Тех, что погибли,

считаю храбрее.

Может, осколки их

были острее.

Может, к ним пули

летели быстрее?!

…Дальше продвинулись.

Дольше горели.

Тех, что погибли

считаю храбрее.

18-летний Григорий участвовал в боевой операции в августе 1941 года, когда группа моряков-разведчиков отбивала у противника водонапорную станцию (в захваченной вражескими войсками Беляевке). Разведчики пытались запустить отключённые насосы и подать воду в страдающую от жажды Одессу. Почти все моряки-участники операции погибли. Г. Поженян был тяжело ранен, его посчитали погибшим.

На основе этих событий Григорий Поженян написал сценарий к художественному фильму «Жажда». С выходом фильма на экраны подвиг моряков-разведчиков получил широчайшую известность.

Поженян писал: «Только потом, на войне, я понял, что бывают мгновенья, когда «жить не так уж необходимо», если нужно отдать жизнь ради других. Понял я и то, что на войне есть немало и окольных путей, ситуаций, вариантов, когда шанс остаться в живых увеличивается. Лично мне было всегда страшно на войне: и под Одессой, и под Севастополем, и в десантах в Новороссийск и в Эльтиген. В лоухских снегах, на кестеньгском направлении, мне было и страшно и холодно. По ночам (если я не ходил в разведку, а ждал очереди: «чет-нечет») я мечтал, просыпаясь, о ранении. Но не в голову или в живот – смертельно, не ниже спины – стыдно, а в левую руку. Сколько раз я её, бедную, запросто отдавал и видел себя живым «навеки»: то с пустым рукавом, то с протезом – кисть в чёрной перчатке… Но это по ночам. Утром я просыпался и вставал для всех непреложным… Сны, мечты, надежды – тайна тайн. Явь, будни – днём и ночью: храбрость – постоянство усилий… Постоянство усилий, пока гремит война. А ещё страшно рисковать другими, посылать их на смерть. Страшно, командуя, решать задачи за других – не ошибиться бы. Страшно – не приведи господь – не выполнить долг. И всё же лучшие дни моей жизни, как это ни странно – дни, проведённые на войне. Никогда потом (не говоря об отроческих утратах), в мирное время, не испытывал я такой высоты духа, близости дружеского плеча и общности судьбы с ближним. Я остался жить, но не смог смириться со смертями своих друзей, с деревянными звёздами на вечный срок, с братскими могилами и могилами неизвестных солдат. Не смог, не захотел смириться – и стал поэтом…».

После Одессы Григорий Поженян вместе с другими моряками-морскими пехотинцами был направлен в состав воевавшей в Карелии 67-й морской стрелковой бригады. Г.М.Поженян был дважды ранен и один раз контужен.

Писать стихи и печататься начал ещё на войне, в 1943 году был военным журналистом газеты «Боевая вахта» 7-й Воздушной армии Карельского фронта, позднее – корреспондентом газеты «Красный Черноморец».

25 февраля 1943 года военный журналист газеты «Боевая Вахта» 7-й Воздушной армии – младший лейтенант Г.М. Поженян был награждён медалью «За оборону Одессы». В графе с основаниями для представления к награждению указывалось: «Одесса. Отряд Черноморцев особого предназначения для действия в тылу врага, командиром отделения разведки с августа 1941 г. по 16 октября 1941 г.».

15 февраля 1944 года приказом Командующего Черноморским флотом корреспондент газеты «Красный Черноморец» младший лейтенант Г.М. Поженян был награждён орденом Отечественной войны II степени.

1 марта 1944 года младшему лейтенанту Г.М. Поженяну была вручена медаль «За оборону Севастополя».

23 февраля 1945 года лейтенанту Г.М. Поженяну была вручена медаль «За оборону Кавказа», медаль «За оборону Советского Заполярья».

28 мая 1945 года приказом Командующего Черноморским флотом корреспондент газеты «Красный Черноморец» лейтенант Г.М. Поженян был награждён орденом Отечественной войны I степени, и в том же году – медалью «За освобождение Белграда».

Начав войну краснофлотцем, закончил её в звании лейтенанта.

О храбрости, крутом характере Поженяна-Уголька слухи на фронте ходили самые фантастические. И от истины они были совсем недалеки. Об отчаянной смелости Григория Поженяна на войне говорил адмирал Ф.С. Октябрьский:

«Более хулиганистого и рискованного офицера у себя на флоте я не встречал! Форменный бандит! Я его представил к званию Героя Советского Союза! А он потом во время Эльтигенского десанта выбросил за борт политработника!.. Естественно, последовала жалоба в Военный Совет. Стали затевать трибунал. Но опомнились и ограничились тем, что ликвидировали представление к Герою».

А дело было в том, что на военном катере под командованием Поженяна служил трусливый политрук-стукач. Во время одной из тяжёлых десантных операций, в которой участвовал весь экипаж катера, он исчез. Только на обратном пути обнаружили политрука спящим под тумбой штурманской рубки. Чаша терпения Поженяна переполнилась – он обвязал политрука верёвкой и выбросил за борт. Потом его, конечно, вытащили.

Поженян всегда оставался самим собой. Он был человеком со «стержнем», как говорили о нём друзья. Несмотря на отчаянную храбрость, смелость и мужество Поженян, с детства полюбивший Грина и Киплинга, продолжал оставаться романтиком.

Ю. Безелянский писал о Поженяне: «Мужественный и отважный человек, а ещё с обострённым чувством справедливости».

В одном из интервью Поженян сказал: «Я человек русский, чувствую себя абсолютно русским. Но я становлюсь армянином, когда дурно говорят об армянах. У меня мама еврейка, и, когда говорят плохо о евреях, я начинаю ненавидеть всех антисемитов. Я перевёл много стихов Тараса Шевченко, я знаю лучшие украинские песни. И когда при мне говорили дурно об украинцах, то я не просто протестовал, я бил рожу…».

После госпиталя и демобилизации Поженян приехал в Москву и в 1946 году поступил в Литературный институт имени А.М. Горького.

Григория дважды отчисляли из Литинститута. Первый раз – по политическим мотивам. Его, как офицера-фронтовика, вызвали в партком института и попросили выступить на собрании против «космополита» поэта Павла Антокольского, учителя и творческого наставника Поженяна.

Григорий Поженян пришёл.

И выступил.

В тельняшке, в морском кителе с орденскими колодками, собрав волю в кулак, он выглядел, как воин перед атакой.

Все его слова и суждения были абсолютно противоположны тому, что от него хотели услышать. Поженян говорил о ярком поэтическом таланте Павла Григорьевича Антокольского, о его несравненной эрудиции и культуре, о его любви к своим студентам, к поэзии.

Поженян сказал: «Я нёс книгу этого поэта на груди, когда шёл в бой. Если бы в меня попала пуля, она прострелила бы и его книгу. На фронте погиб его сын, юноша Антокольский, он не может защитить своего отца. За него это сделаю я. Я не боюсь. Меня тоже убивали на фронте. Вы хотите, чтобы я осудил своего учителя?».

Собрание было сорвано. На следующий день Григория Поженяна вызвали к директору института Ф. Гладкову, который гневно прикрикнул:

«Чтоб ноги вашей не было в институте!».

Поженян сделал стойку и на руках вышел из кабинета директора института. Так его исключили из института в первый раз.

Эта история получила известность, её из уст в уста передавали, о ней рассказывали, как, впрочем, и о многих других неожиданных поступках или высказываниях Поженяна.

 

Я с детства ненавидел хор –

согласный строй певцов.

И согласованный напор

отлаженных гребцов.

И общность наклонённых спин.

И общий водопой.

Живу один. Дышу один.

Плачу одной судьбой.

 

Во второй раз во время очередных студенческих разборок Григорий вытащил пистолет. Свой, именной, с надписью: «Угольку за храбрость». На него тотчас донесли. Поженян тщетно пытался доказать, что Уголек – это он. Был суд.

На суде Поженян прочел следующие строки:

 

На нём запёкся мой кровавый след,

Я с ним тонул, вползал в болотный студень.

И вот теперь за этот пистолет

Моя страна меня же и осудит!

 

В конце концов нашли боевого командира Поженяна, вице-адмирала Азарова, который специальной телеграммой подтвердил, что Поженян и Уголёк – одно и тоже лицо.

Поженян окончил Литинститут в 1952 году и вспоминал: «…я окончил Литинститут им. Горького, ставший для меня школой борьбы и побед, поражений и возвышений. Я работал котельщиком на калининградском судоремонтном заводе, подымал со дна затонувшие корабли, ходил испытывать их в штормах и долго не писал никаких стихов. Оттуда, издалека, я пытался осмыслить правомерность происшедших в моей судьбе перемен и возвращался к своим учителям: Антокольскому, Светлову, Олеше, Ермолинскому, учителю жизни – вице-адмиралу Азарову. Я понял наконец-то, что главное – стихи. Они или остаются с теми, кто не боится утрат, или уходят от тех, кому они не по плечу. Поэты за всё расплачиваются. За всё вознаграждаются.… Пока слышен плач и зов, призыв и голос боли, пока в зрачках, в ушах, в минных погребах памяти прожитые годы воскрешают лица, жесты, голоса тех, кто своей мудростью, отрешённостью, добром возвышал меня, поддерживал или просто касался – я буду благословлять миг, перехвативший мою гортань и вызвавший к жизни строки, о высоте и значении которых судить не мне».

С морем у Поженяна связана большая часть жизни.

И после окончания Литинститута, Поженян неоднократно бывал в кругосветных плаваниях, дальних рейсах.

 

Два главных цвета

 

Есть у моря свои законы,

есть у моря свои повадки.

Море может быть то зелёным

с белым гребнем на резкой складке,

то без гребня – свинцово-сизым,

с мелкой рябью волны гусиной,

то задумчивым, светло-синим,

просто светлым и просто синим,

чуть колышемым лёгким бризом.

Море может быть в час заката

то лиловым, то красноватым,

то молчащим, то говорливым,

с гордой гривой в часы прилива.

Море может быть голубое.

И порою в ночном дозоре

глянешь за борт – и под тобою

то ли небо, а то ли море.

Но бывает оно и чёрным,

чёрным, мечущимся, покатым,

неумолчным и непокорным,

поднимающимся, горбатым,

в белых ямах, в ползучих кручах,

переливчатых, неминучих,

распадающихся на глыбы,

в светлых полосах мёртвой рыбы.

А какое бывает море,

если взор застилает горе?

А бывает ли голубое

море в самом разгаре боя,

в час, когда, накренившись косо,

мачты низко гудят над ухом

и натянутой ниткой тросы

перескрипываются глухо,

в час, когда у наклонных палуб

ломит кости стальных распорок

и, уже догорев, запалы

поджигают зарядный порох?

Кто из нас в этот час рассвета

смел бы спутать два главных цвета?!

И пока просыпались горны

утром пасмурным и суровым,

море виделось мне

то чёрным,

то – от красных огней –

багровым.

 

Аркадий Хасин в очерке «Человек с улицы Пастера» делится своими воспоминаниями о встречах с Поженяном. Одну из встреч он описывает так: «…Я плавал тогда механиком на теплоходе “Большевик Суханов”…

Выгрузившись как-то в порту Матанзас, мы снялись в Гавану, чтобы взять группу военных, возвращавшихся в Советский Союз… Но был с ними ещё один человек, которого я увидел уже по выходу в море. Увидел, когда пришёл в кают-компанию на обед. И человеком этим был Григорий Поженян! Оказалось, что с делегацией Союза писателей СССР он посетил Кубу. Но не полетел с коллегами обратно в Москву, а узнав, что в Гавану пришёл теплоход, который возьмёт пассажиров на Одессу, решил побывать в дорогом его сердцу городе. Переход от Кубы до Одессы занимал 18 дней. И все эти дни я испытывал особое удовольствие от того, что Григорий Михайлович был с нами рядом!

Невысокого роста, черноусый, с распахнутым воротом рубахи, из-под которой выглядывала полосатая тельняшка, он ни минуты не сидел на месте, появляясь в разных частях судна, интересуясь работой матросов, мотористов, радистов и глаза его при этом, как угольки, светились каким-то особым весельем. А по вечерам в кают-компании, где собирались свободные от вахт, он рассказывал захватывающие истории из своей жизни».

Поженян, – сын «врага народа», должен был обладать особой отвагой и на войне и после. От своего отца, «красного директора», на всю жизнь усвоил: «Григор, помни, легче всего договориться с самим собой. И не вздумай от меня отказаться».

Поженян не предал ни своего учителя, ни отца. Михаила Поженяна реабилитировали в 1954-м. В партию он восстанавливаться не стал, и, с тех пор, вспоминал Григорий Поженян, жизнь отца была посвящена пассивному противостоянию системе. Когда мать умерла от инфаркта, Поженян забрал отца к себе.

Поженян постоянно и усердно работал и иронически называл свой труд – «полуночным ожиданием стихов».

Первой книгой Г.М. Поженяна стал сборник стихов «Ветер с моря» (1955 г.).

Всеволод Азаров писал: «Григорий Поженян – поэт военно-морской темы. Море, жизнь моряков, их мысли, чувства – об этом он говорит почти во всех своих стихотворениях, отличающихся искренностью звучания, мужественностью, своеобразием и точностью поэтического языка… И в то же время поэт горячо славит жизнь, радость мирного труда, с большой силой и пафосом провозглашает право своих ровесников на большое человеческое счастье».

 

Морщины века, грусть войны – земля.

Приют погибших и живых – земля.

Мы надышались всласть госпиталями,

мы настучались вдоволь костылями

и возвратились на твои поля,

чтоб хлеб заколосился над полями.

 

В 1956 г. появляется второй сборник стихотворений Поженяна «Штормовые ночи», в 1960 г. – третий, «Жизнь живых». Следующий – «Степкино море» – выходит в 1963 г.

Стихотворения Поженяна читают, они становятся известными. Юрий Олеша каждое письмо к Поженяну начинал словами: «Дорогой бочонок поэзии!». С годами поэт Поженян становился всё глубже.

В 1972 году под псевдонимом Гривадий Горпожакс (комбинация имён и фамилий реальных авторов), совместно с Василием Аксёновым и Овидием Горчаковым – написал роман-пародию на «шпионский боевик»: «Джин Грин-неприкасаемый».

«Воистину легендарная личность» – написал Евгений Евтушенко о Григории Поженяне, представляя его стихи в своей антологии русской поэзии «Строфы века».

В стихотворении «В день Победы с Поженяном» (1995 год), Евтушенко скажет:

 

Пить в День Победы с Поженяном –

какое пиршество и честь,

как будто всё, что пожелаем,

не только будет, но и есть.

 

Г.М. Поженян в 1982 г. награждён орденом «Знак Почёта»  – за заслуги в области советской литературы и в связи с шестидесятилетием со дня рождения, орденом «За заслуги перед Отечеством» III степени (6 октября 1997 г.) – за большой вклад в отечественную литературу. Лауреат Государственной премии РСФСР имени М. Горького (1986 г.) – за стихотворный сборник «Погоня» (1983г.). Лауреат Государственной премии России (1995 г.)

Григорий Михайлович Поженян – автор 30 поэтических сборников.

В 2005 г. вышел сборник «Вот так улетают птицы…» – стихи разных лет, последнее прижизненное издание.

На стихи Г. Поженяна написано более шестидесяти песен, большинство из которых входили в репертуар известных исполнителей! Было выпущено 4 пластинки с записями песен и стихов Поженяна. Особую популярность приобрели песни: «Два берега» из кинофильма «Жажда», музыка А. Эшпая; «Песня о друге» из кинофильма «Путь к причалу», музыка А. Петрова; «Маки», музыка В. Баснера.

В числе композиторов, писавших музыку к его стихам, были: Андрей Петров, Андрей Эшпай, Юрий Саульский, Евгений Стихин, Эдуард Колмановский, Вениамин Баснер, Марк Карминский, кинорежиссёр Пётр Тодоровский.

Большая часть песен была создана к кинофильмам. Семь из восьми песен, написанных Микаэлом Таривердиевым к кинофильму «Прощай» (1966 г.), составили цикл «Семь песен-речитативов на стихи Григория Поженяна».

Г. Поженян написал стихи к песенному циклу из музыки Юрия Саульского к спектаклю «Глазами клоуна», поставленному по одноимённому роману Генриха Бёлля на сцене Театра им. Моссовета в 1968 г.

Григорий Поженян участвовал в создании 18 кинофильмов – был автором стихов, текстов песен. А в кинофильмах «Жажда» (1959), «Никогда» (1962), «Прощай» (1966), «Поезд в далёкий август» (1971), выступил и как автор сценариев. Его режиссёрская работа – фильм «Прощай».

Фильм «Жажда» о событиях августа-сентября 1941 года в Одессе. Прототип героя фильма «Жажда» Уголька – сам автор сценария Григорий Поженян.

Г.М. Поженян, приехав в Одессу работать над фильмом «Жажда», случайно встретил радистку диверсионного отряда Анну Макушеву, которая попала в плен и чудом выжила в фашистских лагерях. Вернувшись в родной город, после всего пережитого, она жила в сыром подвале. Поженян добился, чтобы Макушева получила квартиру.

Фильм «Жажда» получил на Всесоюзном кинофестивале 1959 года третью премию, а совсем тогда молодой Пётр Тодоровский – вторую премию за операторскую работу.

Пётр Тодоровский писал: «Может, я не был бы режиссёром, если бы не мой друг Григорий Поженян. По тем временам, чтобы оператор получил постановку… А он полетел в Киев к министру, на коленях читал стихи, сочинил про этого министра поэму. И тот подписал. У меня не было режиссёрского образования. Одна интуиция. Я всегда держался на первом ощущении от сцены, на её  запахе».

Пётр Тодоровский считал Поженяна своим талисманом. Поэт присутствовал на съёмках почти всех его фильмов, некоторые из которых без песен на стихи Поженяна просто не могли бы появиться. Тодоровский прозвал друга «Отбойный молоток». Говорил, что если коренастого крепыша Поженяна перевернуть, получится хороший «отбойный молоток».

Непримиримость Поженян проявлял на съёмочных площадках фильмов, которые снимали по его сценарию или снимал он сам. Пётр Тодоровский вспоминал: «Однажды он сам решил снимать фильм. Утром устраивал съёмочной группе страшный разгон, а вечером – банкет».

В Поженяне потрясающе сосуществовали глубокое, трагическое мироощущение и огромное жизнелюбие.

Леонид Жуховицкий писал: «…Григорий Михайлович, как и прежде, бескорыстен, щедр и гостеприимен. Самая большая радость для него – собрать друзей за столом, уставленным любовно выбранными напитками и яствами. Не одно поколение дам и барышень, стоявших за прилавками “Привоза”, было очаровано им…».

Кинорежиссёр Вадим Костроменко: «Григорий Михайлович Поженян, поэт, сценарист, режиссёр, романтик моря – человек долга, чести. Твёрд в принципиальных вопросах и не только в искусстве. У него было много друзей, и я был далеко не в первых рядах. Но то, что эмоционально досталось мне от нашей дружбы, переоценить невозможно».

А. Ольштынский вспоминал: «Яркий, цельный, открытый и искренний человек, Григорий Михайлович собирал вокруг себя много интересных людей. Помню, что в эту компанию входили: Тимур Аркадьевич Гайдар с Ариадной Павловной Бажовой, Роза Яковлевна Смушкевич – дочь репрессированного при Сталине генерала авиации, Наталья Залка, дочь Мате Залка, писатель Яков Аким. Иногда Григорий Михайлович приводил кого-нибудь из своих новых знакомых».

М. Хазин: «У Григория Поженяна было и такое обаятельное качество – он охотно и щедро знакомил между собой разных своих друзей-приятелей, до его посредничества не знавших друг друга. Если уж одаривал ближних своей благодатью, то делал это от души, полной мерой. Поженян свёл меня с Булатом Окуджавой, Юрием Трифоновым, Владимиром Дудинцевым, Константином Ваншенкиным и его женой Инной Гофф, со многими другими людьми искусства, общение с которыми бурное время перемен не выветривает из памяти».

Иногда Поженяну казалось, что жизнь, за которую он сражался в войну, кончилась.

В 2001 году на дачу поэта ворвались бандиты. 78-летний разведчик пошёл в атаку – один на пятерых. Поженяну проломили голову. Нападавших так и не нашли.

Трепанация черепа, несколько лет мучений. Врачи целый год боролись за его жизнь. И ещё три года он приходил в себя.

«Я четыре года жил как трава», – вспоминал потом Григорий Михайлович. Он выжил. Но смерть была уже рядом: поэт Григорий Поженян, «Уголёк», умер 20 сентября 2005 года в день своего 83-летия.

 

И только ты, далёкий правнук мой,

поймёшь, что рамка с чёрною каймой

нам будет так узка и так мала,

что выйдем мы из бронзы, из стекла,

проступим солью,

каплею,

росой

на звёздном небе –

светлой полосой.

 

Алёна Бердыева