31 мая день рождения Константина Георгиевича Паустовского. Обычно в этот день наш музей открывал выставку детских рисунков – иллюстраций к произведениям писателя. Но нынешняя ситуация, связанная с эпидемией коронавируса и, соответственно, всеобщим карантином, не позволила нам подготовить и открыть выставку. Тем не менее, мы решили все таки отметить день рождения  Константина Паустовского. Пусть не в стенах музея, а виртуально – на нашем сайте и в фейсбуке.  Мы подготовили ряд материалов и предлагаем одесситам  в эти дни вспомнить  об удивитетельном писателе, чья жизнь и творчество тесно связаны с нашим городом.

Что значила Одесса для Константина Паустовского? И что Паустовский значит для Одессы? Чем заслужил он такую любовь одесситов, что в городе больше двадцати лет назад открыли мемориальный музей? А еще: установили мемориальную доску на доме по улице Черноморской, где он жил в 1920-е годы, учредили городскую литературную премию его имени, установили памятник во дворике Литературного музея, открыли памятный знак – Звезду Паустовского на Аллее Звезд, дали одной из улиц города  и библиотеке имя   Константина Паустовского.

На каждый из этих вопросов можно дать вполне определенные ответы, подтвержденные самим писателем. В первую очередь его художественными произведениями, благодаря которым были возвращены из небытия имена многих одесских писателей. Во-вторых: документами эпохи – письмами и дневниками, в которых, в зависимости от настроения и ситуации зафиксированы события, свидетелем которых он был. И, наконец, чисто одесский ответ – вопросом на вопрос: а интересно, каким был бы наш город без его повести «Время больших ожиданий»?

Константин Георгиевич Паустовский (1892-1968) жил и работал в Одессе в начале 1920-х годов, что впоследствии было отражено в его творчестве. Самое знаменитое произведение об Одессе — повесть «Время больших ожиданий» (1959) стало знаковым для нашего города, так как именно с него началось возрождение культурной жизни Одессы. Благодаря Константину Паустовскому весь мир узнал о литературной Одессе, об одесских писателях Исааке Бабеле, Эдуарде Багрицком, Илье Ильфе и многих других талантливых одесситах, чьи имена незаслуженно замалчивались.

С момента выхода книги и город, и исторические места, связанные с одесским периодом жизни Константина Паустовского, приобрели небывалую востребованность. Писателю удалось описать городские улицы и пригородные дачи, море и порт с такой любовью, что многие считали его одесситом.

То, какими увидел Паустовский море, город с пригородами и его жителей — он описал в своих произведениях.  Но не менее интересно увидеть Одессу и почувствовать тогдашние его настроения, запечатленные не в художественных произведениях, а в дневниках. И сравнить.

Исследователям творчества Константина Паустовского хорошо известны так называемые «Одесские дневники» писателя. К ним относят дневниковые записи 1920-1922 годов, которые он вел  в Одессе. «Одесские дневники» неоднократно публиковались в журналах, книжных сборниках и в интернет-изданиях. Иногда публикации сопровождались комментариями, а отдельные  фрагменты  использовались как иллюстративный материал в научных статьях.

Но кроме «Одесских дневников» Константин Паустовский вел «Европейский дневник». Об этом дневнике писали не так уж много, поэтому остановимся  только на нем. «Европейский дневник» Паустовский вел на борту теплохода «Победа», на котором осенью 1956 года совершил путешествие вокруг Европы. Это была его первая поездка за границу  и начиналась она в одесском порту.

В 1982 году в июньском номере журнала «Смена» он был впервые  опубликован.  В нем есть несколько строк об Одессе.

 

                                          Европейский дневник. 1956 год.

«Отъезд в Одессу. Провожала Танюша. Галка. Дим.

4 сентября. В дороге. Синезерки. Детство. Сияющие, все в росе Брянские леса. Рыжие папоротники. Первые приметы осени. Киев.

Одесса. Канны, солнце, порт. Океанская белая «Победа», порт завален товарами. Сорная вода, иностранные флаги.

В город на такси. Аркадия, Дюк. Снова  в порт. Долго не пускали старые сторожа. Бестолочь, заграничные паспорта.

Одиночество. Уже скучаю.

Каюта II класса. Теснота. Койка, как шкаф.

Отвал в полночь. Шум волн, уходящие огни Одессы. Красный огонь Воронцовского маяка. Город, — «казалось, он в дали шумящей утопал».

5 сентября. Утро. В море. Хмурый цвет…».

В этой поездке принимала участие группа писателей, в том числе и Даниил Гранин, которому Константин Паустовский показал «свою Одессу». Возможно, мы никогда бы не узнали подробности этого путешествия, если бы Гранин не прочитал тот номер «Смены» с публикацией «Европейского дневника», где среди прочего Паустовский писал  и о нем. Реакцией Гранина на эту публикацию стал очерк «Чужой дневник», в котором  он не только описал свои воспоминания, но и «расшифровал» короткую дневниковую запись Паустовского, сделанную в Одессе. Вот несколько фрагментов  этого очерка.

Даниил Гранин. «Чужой дневник».

«…Читая скупые фразы «Европейского дневника», слишком скупые, так что теперь многого не раскрыть, не понять, я убеждался, что эта скупость уберегла дневник от старения. Дневник выгодно отличается от сделанных о поездке очерков. В нем идет непрестанная работа чувствования, стремление понять увиденное…

… Рейс начинался с Одессы. Мы приехали в Одессу. Паустовский показал мне свою Одессу. Корабль стоял в порту, теплоход «Победа», огромный океанский лайнер, — он загружался, догружался, оформлялся, а мы бродили по городу. Дворы, завешанные бельем, лавочки, подъезды, где сидели старики и старухи и торговали длинными самодельными конфетами, пирогами, тапочками, яблоками. Дом, где когда-то помещалась газета «Моряк». Там Паустовский работал. Он изображал, как мальчишки-газетчики кричали: «Мрак»! Газета «Мрак»!

Крикливый Привоз, неслыханной красоты и мощи базары, одесский говор, одесский юмор, кому это, как говорится, мешало? В то лето 1956 года Паустовский еще мог показать свою Одессу, еще на рынке тощий инвалид в тельняшке мог заставить купить велосипедный звонок, на который все будут заглядываться! Через двадцать лет, когда я захотел показать эту Одессу своим друзьям, я ее не нашел. Ее уже не было. С непонятной старательностью ее выскоблили, всю одесскость, одессизм, ее говор, ее шутки, ее обычаи… Ревнители однообразия, они терпеть не могли одесскую литературу, давшую Ильфа, Петрова, Багрицкого, Бабеля, Катаева. Причислили к ним и Паустовского. Южнорусская школа в устах этих критиков стала чем-то подозрительным, чужеземным. Паустовский любил Одессу и никогда не скрывал этого, не отрекался от нее, хотя и не был одесситом. За это ему доставалось, и немало.

Итак, летом 1976 года, вспоминая покойного Паустовского, я бродил по Одессе, и это была другая Одесса. Было жарко. Я спустился к причалу, где когда-то стояла «Победа». Набережная и лестница смотрелись отсюда так же красиво, все стало чище, портовые краны выглядели внушительнее, цветов стало больше. Дома были свежеокрашены, играли фонтаны, в киосках открыто продавали жевательную резинку. Но прежней Одессы не стало. Имелся красивый морской город, областной центр, почему-то знаменитый, а почему — неизвестно. Люди говорили с чуть заметным южным акцентом, но примерно так же, как в Николаеве и Херсоне, и надписи всюду были правильные, никаких вольностей, и шутили так же, как всюду. Наконец-то добились, чтобы этот город стал как все другие города. Мальчишки-газетчики Паустовского превратились в пожилых стариков, они сидели в застекленных киосках, продавали «Огонек», «Польшу» и  зубную пасту…

… Паустовский совмещался со своими книгами легко, но неполно. В Одессе и потом на «Победе» открылось искусство устных его рассказов. Они были несхожи с его письменными. Два разных рассказчика. В устных начисто отсутствовала приподнятость. Когда он рассказывал хрипловатым своим, надтреснутым голосом, кругом улыбались, посмеивались. В палубных его рассказах царил юмор, которого почти не было в книгах. Десятки смешных историй об Аркадии Гайдаре, о Фраермане, Багрицком, Бабеле и Булгакове. Законченные новеллы, вроде старинных итальянских «Фацетий». Записать их трудно, смешное исчезает, но все равно следовало записать их, я подозревал, что сам Константин Георгиевич их не записывает. Так и оказалось…

… Сладостный озноб, лихорадка нашего отплытия, тающая вдали белая Одесса, первый наш выход в мир на огромном лайнере, первый раз в руках заграничный паспорт, первые  огни чужих маяков, ветер дальних земель…  Впервые для нас, но к этой первости добавлялась еще всеобщая первость: таких круизов еще не было, первый рейс советских туристов вокруг Европы…

… Теплоход имел несколько палуб, множество закоулков, глухих местечек между шлюпками, лебедками, но мы повсюду находили Паустовского и становились рядом. С ним больше можно было увидеть. От него исходил ненасытный интерес, от Паустовского мы заряжались…».

Лилия Мельниченко

Заведующая Мемориальным музеем К.Г. Паустовского