Сыроедению и спортивному образу жизни во многом способствовал приезд в Одессу Андрея Борисовича Дрознина. Приехал он потому, что Ирина Григорьевна Кузнецова затеяла тогда молодёжный театр-студию при Доме Актёра, да ещё под патронатом самого Олега Табакова. Мэтр навещал новорождённое детище не слишком часто. (У этого театра, взлелеянного неформальным, не московским, а вполне одесским руководителем Анатолием Падукой своя, долгая и интересная история.) Дрознин же, актёр, преподаватель и постановщик сценического движения в уже нашумевшей тогда «Табакерке», к Одессе испытывал более серьёзный интерес. И так получилось, что иногда он разделял наши пляжные походы, поедая на склонах цветы акации и незрелые оливки, а иногда задавал нам потогонные занятия в Доме актёра. Кажется к июню, или к середине лета, нам пришлось покинуть Дворец студентов. Сташкевичу надоели бесконечные дрязги и выяснения отношений с директрисой, которая к нему была, мягко говоря, не слишком благосклонна. Нас гоняли из одного подвального помещения в другое. Однажды загнали в бывшую студию звукозаписи, стены которой изнутри были обиты серым, пыльным войлоком. Кто-то из сотрудников Дворца спросил Сташкевича: «Как вы себя здесь чувствуете?» и он, не задумываясь, ответил: «Как будто парашу уже вынесли, а баланду ещё не принесли». В общем, этим летом нашей базой, гнездом стал Дом актёра, где к нам относились не только терпимо, но даже приветливо. Там мы занимались новыми, непривычными, расковывающими тело упражнениями, которые привёз с собой Дрознин. Иногда не обходилось без лёгкого членовредительства. Так Андрей Борисович сообщил, что человека становящегося на «мостик» поддерживать не надо. Достаточно держать согнутый большой палец в сантиметре от его позвоночника. И продемонстрировал свой способ поддержки на Эдике Марковиче. До сих пор помню глухой стук, которым отозвались доски сцены Дома актёра на стремительную встречу с Эдькиной макушкой. Вообще ему в этот год было суждено проявить склонность к повышенному травматизму. В июле он сломал ногу, и часть лета, часть своего преподавательского отпуска вынужден был провести в постели. Но травма компенсировалась тем, что пока он валялся и скрипел костылями, его пришла навестить с роскошным букетом роз та, которая вскоре станет его женой – Марина Горбатова. Но это ещё впереди, а пока Галочка Гликфельд шутит про загипсованного Эдьку: «Вот кто-то с горочки спустился…».

Это было лето, наполненное интенсивной, нестандартной, кипучей жизнью. Оно было отмечено Олимпиадой, которая нас волновала не слишком сильно, и уходом Владимира Высоцкого, набросившим чёрную вуаль на июль и август.

Когда-то учащихся, для воспитания нравственности, водили смотреть публичную казнь, а затем пороли. Чтобы лучше запомнили экзекуцию. Смерть Высоцкого была подобна такой порке. Она наполнила многие сердца такой печалью, что горький концентрат её до сих пор переливается на дне души. Она быть может, заставила с поразительной чёткостью запомнить это лето, не все, но многие его детали и подробности, то греющие сердце, то леденящие его. И бег, и пляж, и зелень, и подмостки Дома актёра, и контуры будущего спектакля, который смутно, ещё очень смутно маячил впереди.

Приближалась осень, а с ней грозно вставал вопрос о помещении для будущего театра. В Доме актёра можно было существовать лишь летом, вне театрального сезона, да и то на птичьих правах. Директора же домов и дворцов не слишком спешили принимать в свои объятия режиссёра с опасной репутацией возмутителя спокойствия. И неизвестно, как бы сложилась дальнейшая судьба Олега Сташкевича и его театра, не давшего ещё ни единого спектакля, если бы не Александр Борисович Виноградский.

Самой судьбой Александр Борисович Виноградский был предназначен, чтобы пригревать под своим крылом опальные коллективы, которых опасались директора прочих клубов, многочисленных домов и дворцов культуры. Так было с Юрием Альшицем и его «Девятым праведником», так было с будущими «Масками», и с будущим «Мигдалем». Так было и с нашим театром. Ветеран и кумир аматорской сцены Давид Макаревский как-то сказал Виноградскому, тогда ещё работавшему во Дворце студентов: «Ты, Саша, или очень смелый, или очень глупый». Макаревский намекал на то, что Александр Борисович позволяет артистам вверенной ему организации рискованные постановки. Макаревский ошибался. Глупым Виноградского не назовёт ни один из тех, кто с ним мало-мальски знаком. Да и чересчур смелым – тоже. А вот высокопорядочным и горячо преданным своему делу – да. Чем должен заниматься директор дома культуры? Привлечением талантливых людей под свою крышу. С тем, чтобы работали разные студии, музыкальные, танцевальные, драматические. Чтобы дом не пустовал, чтобы жизнь била ключом, чтобы публика приходила, чтобы людям было хорошо и весело. Чтобы искусство процветало. А оно, искусство, как известно не терпит посредственностей. Руководители же одесской культуры (хорошо звучит – «руководители культуры», как будто культурой и в самом деле кто-то может руководить или управлять!) того времени не терпели талантливых людей. От них одно беспокойство, они плохо поддаются управлению. Вот Александр Борисович Виноградский, в то время директор клуба работников торговли, что существовал в Театральном переулке угол Екатерининская, сам того не желая, оказывался в конфликте с начальством. Нравились ему люди одарённые, талантливые, ищущие. Поэтому он принял Олега Сташкевича художественным руководителем с нагрузкой 37,5 часов в месяц.

Участники студии обрели крышу над головой и сцену под ногами. Сцена была маленькая, затаившаяся в подвале. Зал к ней прилагался человек на сорок, не больше. Там и предстояло Сташкевичу развернуть будущее действо. Которое, по традиции, должно было предстать перед глазами публики 1 апреля.

Продолжение следует.

Елена Каракина