«Ты начинаешь свое сотворение мира — ты познаешь»  Борис Житков. Часть I.

«Ты начинаешь свое сотворение мира — ты познаешь» Борис Житков. Часть I.

В основе детской литературы должны быть вдохновение и творчество, ей нужны большие художники – такие мысли высказывали писатели и поэты на заре создания литературы для детей в 20-х гг. прошлого века.

Одним из первых создателей новой детской литературы был большой художник, мастер слова, писатель – Борис Степанович Житков.

Житков понимал, что книга, прочитанная ребёнком, запоминается на всю жизнь. Мало того, слово создаёт характер, волю, чувство, и «кто знает, – писал он, – когда оно выплывет и окажет незримое своё действие в поступках взрослого человека».

Борис Житков вырос в интеллигентной семье. Отец его, Степан Васильевич, был преподавателем математики, автором учебников, один из которых переиздавался 13 раз. Мать, Татьяна Павловна, – пианистка, в молодости даже брала уроки у великого Антона Рубинштейна. Дом Житковых был одним из культурных очагов в Новгороде, недалеко от которого в деревушке на берегу Волхова 11 сентября 1882 года родился будущий писатель. Из-за участия в революционном движении отец, Степан Васильевич, получил твёрдое клеймо «неблагонадёжный» и вынужден был менять одно место работы за другим.

В 1890 г. семья осела в Одессе, где Степану Васильевичу Житкову удалось устроиться кассиром в пароходстве. В доме бывали профессора, ученые, музыканты. Здесь обсуждались последние книжные новинки, столичные журналы, звучали рояль и скрипка; в кабинете С.В. Житкова стоял телескоп, которым отец учил пользоваться Бориса.

Дети Житковых – три дочери и младший сын жили среди книг и нотных тетрадей, среди разговоров о математике, физике, музыке, литературе. Борис Житков с детства играл на скрипке.

За гостеприимным столом Житковых собиралась не только интеллигенция, но и простые служащие, моряки, которым всегда старались помочь. В доме Житковых подолгу жили политические ссыльные. В Одессе Борис Житков пошёл в школу: частную французскую, где вместо отметок за прилежание давали фантики и игрушки. Потом поступил во вторую гимназию. Гимназист он был необычный, его увлечения не знали границ: то часами играл на скрипке, то изучал фотографию. Его занимало всякое уменье, мастерство – плотничье, столярное, охотничье. В отрочестве и юности он стал отличным гребцом, охотником, столяром, пловцом, дрессировщиком своих домашних животных. С детства Борис был чуток как к устному, так и литературному слову, к живой народной речи, к песне, сказке, стихотворению, и сам славился как искусный рассказчик, поражавший гимназистов и портовых ребятишек необыкновенными историями о подвигах капитанов и подпольщиков. В том же классе, что и Борис Житков, учился высокий, худой, очень вертлявый гимназист, будущий писатель К. Чуковский, тогда ещё Коля Корнейчуков.

Одноклассникам Борис казался важным, гордым, даже надменным. «Случалось, – вспоминал К. Чуковский, что в течение целого дня он не произносил ни единого слова, и я помню, как мучительно завидовал тем, кого он изредка удостаивал разговором». Б. Житков казался К. Чуковскому «самым замечательным существом на всем свете». К. Чуковский в своих воспоминаниях писал: «…меня тянуло к нему, как магнитом». Когда случай помог им сблизиться, Житков уговорил Колю Корнейчукова отправиться пешком в Киев. Вышли на рассвете. У каждого заплечный мешок. Но шли недолго. Борис был властным и непреклонным командиром, а Коля оказался строптивым подчинённым. К. Чуковский вспоминает, что после этого случая на какое-то время они превратились из закадычных друзей в отдалённых знакомых. Борис приходил только к матери К. Чуковского, принося ей свёртки, которые она прятала в погребе. Потом Житков рассказал Чуковскому, что были в этих свертках агитационные листки и воззвания. Понемногу детская ссора забывалась, они вместе прятали бежавшего из Сибири украинца-подпольщика, вместе читали нелегальную литературу, в том числе «Колокол» Герцена. (Бесцензурная газета «Колокол» издавалась А.И. Герценом и Н.П. Огаревым в Лондоне. Герценовские издания нелегально пересылались через границу. Одним из центров транспортировки была Одесса). К. Чуковского очень удивляли отношения, существовавшие между Степаном Васильевичем и Борисом: то были отношения двух взрослых равноправных людей. Борису была предоставлена полная свобода, он делал, что вздумается, так велико было убеждение родителей, что он не употребит их доверие во зло. Потом Борис рассказывал, что не солгал им ни разу ни в чём. Несмотря на кажущуюся уверенность в том, что Житков идёт к какой-то своей, хорошо известной ему цели, ему были присущи сомнения и мучительные размышления. Он писал: «Живут во мне два человека – один желает быть артистом, другой – работать в какой-нибудь лаборатории, и оба для своего счастья».

Выбрал Б. Житков науку. Окончив гимназию, он в 1900 г. поступил в Одесский Новороссийский университет на физико-математическое отделение, а в 1902-м перевёлся на естественное отделение, но и тут морская наука шла своим чередом. Борис сделался членом яхт-клуба, участвовал в гонках яхт, изучал парусники, водил дубки. В годы студенчества побывал в Варне, в Марселе, в Яффе, в Константинополе и сдал экзамен на штурмана дальнего плавания. Когда началась революция 1905 года, Б. Житков был уже человеком закалённым, мужественным. Вместе со студенческим отрядом Б. Житков оборонял еврейский квартал от погромщиков. Студенческий отряд из семи человек дал бой черносотенной дружине и прогнал её. Дома, тайком от родителей, Борис заготавливал нитроглицерин для бомб. Револьверами и бомбами вооружались рабочие отряды для борьбы с погромщиками и полицией. Но главное дело Житкова и теперь оказалось на море. Он работал в порту, среди матросов, и был членом стачечного матросского комитета. Осенью революция вплотную подошла к вооружённому восстанию. Революционным организациям Одессы необходимо было оружие. По их поручению Б. Житков на дубке отправлялся в Констанцу, Варну, Измаил. Там ждали его надёжные люди и грузили на парусник оцинкованные и запаянные ящики. Он доставлял ящики в Одессу и сгружал их прямо в море, в район Малого Фонтана. К каждому было припаяно кольцо, а к кольцу канатом привязан рыбацкий буек с флажком условленного цвета. Житков отправлялся вдоль берега дальше, минуя город, а в назначенное время выходили в море люди, узнавали флажок, поднимали из воды и грузили в лодки драгоценные ящики. За участие в «беспорядках» Житкова исключили из университета. Немало сил стоило ему получить разрешение посещать лекции. Но в университете Житков остался на положении «неблагонадёжного».

Ни в какой партии Б. Житков не состоял, но всегда был на стороне большевиков, рабочих, матросов. Он вступает в запрещённый царскими властями профсоюз моряков, участвует в таких революционных делах, за которые легко можно было попасть в тюрьму, на каторгу. «В рассказе “Компас”, – вспоминает Житков, – почти точно описано то, что было со мной и с моим товарищем Серёжей. Его потом за такое же дело сослали на каторгу. Революция его освободила». Однажды потребовалось срочно переправить большую партию оружия. Подпольщики решили устроить «похороны». Купили гроб, сложили в него револьверы, патроны и вывезли на подводе. Возчиком был Житков, замаскированный под «дядьку», в свитке, с рыжей бородой. В другой раз, когда Борис с товарищами на лодке вёз революционную літературу, их выследила полиция. Житкову с пакетом пришлось выброситься в море. В 1909 г. Житков поступил на кораблестроительное отделение Политехнического института в Петербурге.

До поступления на кораблестроительный факультет Житков отправляется в ихтиологическую экспедицию по Енисею. Экспедиция должна была обследовать великую сибирскую реку. Житков вместе с ярославскими плотниками-переселенцами собрал крохотное суденышко «Омуль», спустил его на воду и поплыл по Енисею. На судне он был и капитаном и учёным. Научное путешествие завершилось успешно. Экспедиция благополучно возвратилась в Красноярск, и здесь Житков принял окончательное решение поступать на кораблестроительное отделение Петербургского политехнического института. В сентябре 1909 г. Житков снова студент, слушает лекции знаменитых профессоров – И. Мещерского, Н. Курнакова. «Я рад работать с утра до ночи, лишь бы из этого толк вышел», – пишет он отцу.

Через год Б. Житков едет на практику в Данию. Работает по 10 часов в сутки. Осенью опять за книги. Учиться ему радостно. «Так, знаешь ли, интересно, что рад бы позаняться больше, да некогда, вот беда», – из письма племяннику. Летом 1912 г. во время морской практики Житков совершил кругосветное плавание на учебно-грузовом судне: он обогнул всю Европу, прошёл Гибралтар, Суэцкий канал и Красное море, проплыл берегом Африки вплоть до Мадагаскара, затем направился в Индию, на остров Цейлон, в Шанхай, Японию, Владивосток. Все виды морской службы прошёл Житков – от юнги до помощника капитана. В юности он задумывался, кем стать – артистом, писателем, ученым. Сделавшись взрослым, он стал штурманом дальнего плавания, инженером-кораблестроителем и специалистом по авиамоторам. В 1916 г. Б. Житков получил диплом инженера-кораблестроителя.

 

Шла первая мировая война. Житкова забрали на военную службу и направили в Англию принимать моторы для русских самолётов и подводных лодок. Прожил он среди англичан 8 месяцев. Трудно ему приходилось. Честный, неподкупный, он требовал, чтобы моторы были отличного качества. Это не всем нравилось, особенно английским промышленникам. Житков вернулся в Одессу в 1917 г., работал инженером в порту. Заведовал техническим училищем, преподавал на рабфаке. Когда Одессу заняли белые, ему, участнику революции 1905 г., пришлось скрываться. Он перебрался в одинокую хибарку на пустынном берегу за Фонтанами. Вместе с ним жили тринадцатилетний мальчик Володя да мохнатый пёс Рябка. В бородатом, в заплатанной одежде, босом рыбаке трудно было узнать инженера Житкова.

С неясными планами и надеждами он приехал в Петроград. Ему хотелось работать в промышленности, на крупном заводе. Но заводы действовали тогда, после гражданской войны, не в полную силу. На бирже труда толпились безработные. Нелегко было найти работу инженера. Неожиданно его захватила страсть к рисованию. «Вода и портрет – это всегда меня соблазняло и отпугивало своей трудностью», – писал он в одном из писем той поры. В свободное время Б. Житков стал писать необычный журнал-дневник. В нём было всё, как в настоящем журнале: стихи, рассказы, даже цветные иллюстрации. В одном из номеров журнала-дневника Житков писал: «Весь тон жизни – питерское исканье работы. Сегодня день, когда уже некуда идти».

А две недели спустя произошло самое важное для него событие. В этот день он пришёл к К. Чуковскому, с которым не виделся довольно давно. Житков рассказывал детям разные истории, а дети слушали, затаив дыхание. Чуковский, уверовавший в литературный талант своего гимназического товарища, предложил ему написать рассказ и обратиться в редакцию детского журнала «Воробей».

С.Я. Маршак вспоминал: «Борис Степанович принёс в редакцию журнала несколько листков, исписанных убористым и своеобразным почерком… Отдав мне свой рассказ («Над водой»), Житков остался ждать в шумном и гулком редакционном коридоре, а я поспешил к своим товарищам по работе, чтобы вместе с ними прочитать рукопись… С первых же строк его рассказ поразил меня чёткостью, простотой, живым, а не книжным языком – точным, метким и характерным. Нам сразу же стало ясно, что перед нами не случайный человек, пробующий силы в литературе, а вполне сложившийся писатель. Вся наша редакция в полном составе вышла по моему предложению в коридор, чтобы приветствовать Бориса Житкова, его зрелый талант и молодой задор».

Гимном бесстрашию, храбрости, готовностью пожертвовать своей жизнью ради спасения людей является рассказ «Над водой».

Приход Житкова в литературу был не случаен ни для самого Житкова, ни для литературы 20-х годов. Если вдуматься в биографию Б.С. Житкова, в его жизненный путь, станет ясно, что это было предопределено ранним и разнообразным жизненным опытом и постоянным стремлением передавать этот опыт другим. Стремлением, которое и отличает художника. Житков всю жизнь любил писать дневники и длинные беллетристические письма, всегда с детства артистически воспроизводил чужую устную речь, с юности пробовал писать стихи и прозу. К 1923 г. у него набралась уже целая тетрадь стихов, письма его всегда изобиловали цитатами из Блока, Бодлера, Маяковского.

 

 Алена Бердыева

Оставьте отзыв

Ваш e-mail не будет опубликован.