К 150-летию со дня рождения И.А. Бунина.

Послеюбилейные заметки

 

Существует несколько поводов рассматривать имена этих писателей рядом. Одни ученые говорят о сходстве их мировоззрения. Другие делают акцент на принадлежности Паустовского к школе Бунина в описаниях природы.

 

В Мемориальном музее К.Г. Паустовского находится фотография (копия) Ивана Бунина обложки книги «Окаянные дни» с автографом автора: «Лето 1918 г., после бегства из Москвы, под Одессой». Она занимает высокозначимое место в экспозиционном зале, посвящённом главной книге Константина Паустовского об Одессе начала 1920-х годов – «Время больших ожиданий».

Здесь для посетителей мы раскрываем те грани творчества и судьбы строгого реалиста Бунина и романтика Паустовского, которые сошлись в одной плоскости и оставили мировой культуре бесценное литературное наследие.

Наш город в жизни и творчестве двух этих писателей – одна из тех сторон общности, которую исследуют научные сотрудники музея. Упомяну здесь, что в архивах Паустовского обнаружены одесские дневниковые записи конца 1919 г. и начала 1920-х. По содержанию они созвучны названию книги Бунина об Одессе этих же годов.

Таким широкому читателю Паустовский неизвестен.

Мы говорим о Паустовском как о человеке и художнике слова, который был во всем поэтом, но поэтом прозы стал с благословения Бунина.

Ещё в гимназии он зачитывался Буниным. В апреле 1916 года впервые посетил Ефремов и Елец – места, сохранившие тайны детства и юношеских увлечений Бунина, где испытал пронзительное чувство сопричастности. У Паустовского с ними связаны разные события жизни – простые будничные, воодушевляющие и печальные.

В феврале 1917 г. начинающий литератор, ещё сам не определивший свой путь в литературе, утвердился в решении послать на суд свои стихи Бунину, не надеясь, что писатель ответит. Но он ответил: «… мне кажется, Ваш удел, Ваша настоящая поэзия … в прозе. Именно здесь, если Вы сумеете проявить достаточно упорства, уверен, сумеете достичь чего-нибудь значительного».

Открытка Бунина, строго и критично относящегося к литературе вообще и к молодым писателям в частности, стала импульсом к творческому самоопределению Константина Паустовского. По свидетельству его сына, Вадима Константиновича, именно Бунин «всё перевернул» в творческой судьбе Паустовского.

В жизни Паустовский и Бунин встретились всего два раза, но ни диалога между ними, ни, тем более, упоминания о когда-то посланных стихах и отзыве на них не было. Первая встреча произошла вскоре после отправленного Бунину письма. О ней Паустовский сообщил в письме к жене от 16 февраля 1917 г. Это была «Лекция о русском писателе» в Москве, в которой принимал участие И. Бунин, наряду с А. Ахматовой, И. Шмелёвым и другими.

Бунина описывает так: «По-английски строг, изыскан…, с глухим голосом и лёгким хохлацким акцентом. Бунин спокойный, тонкий, задушевный – чеканил свои стихи и волновал».

Вторая встреча состоялась в 1919 г., в Одессе, упомянутая Паустовским в главе «Последняя шрапнель» повести «Начало неведомого века».

Константин Георгиевич тогда работал корректором в редакции газеты «Современное слово», и «однажды в редакцию пришёл Бунин». Он был обеспокоен и хотел узнать, что происходит на фронте. «Уже в то время Бунин был для меня классиком, – пишет Паустовский. – Я знал наизусть многие его стихи и даже отдельные отрывки из прозы. Но выше всего по горечи, по страданию и безошибочному языку я считал маленький рассказ – всего в две-три страницы – под названием “Илья Пророк”. Поэтому сейчас я боялся сказать при нём хотя бы слово. Мне было просто страшно. Я опустил голову, слушал его глухой голос, и только изредка взглядывал на него, боясь встретиться с ним глазами».

Спустя годы, в 1947-м, на адрес журнала «Вокруг света» пришло письмо от писателя-эмигранта из Франции – отзыв на опубликованный там ранее рассказ К.Г. Паустовского «Корчма на Брагинке» (глава повести «Далёкие годы»). Послание было обращено Паустовскому, но поскольку адреса его Бунин не знал, то написал прямо в редакцию.

Текст открытки был следующий: «Дорогой собрат! Я прочёл Ваш рассказ “Корчма на Брагинке” и хочу Вам сказать о той редкой радости, которую испытал я: если исключить последнюю фразу этого рассказа («Под занавес»), он принадлежит к наилучшим рассказам русской литературы.

Привет, всего доброго! Иван Бунин».

Так, через 30 лет после первого напутственного слова, сказанного неизвестному молодому поэту, Бунин признал его «собратом», то есть равным себе. И это подчёркивает тот лёгкий и доброжелательный тон, в котором написана открытка, тон, в котором он говорит и прощается.

Рассказ «Корчма на Брагинке» – это пример прозы, написанной с той силой и строгостью, которую более всего ценил Паустовский, будучи уже состоявшимся писателем.

Иван Алексеевич Бунин, обычно ядовитый в оценках, в последние годы жизни читал Паустовского вслух знакомым, восхищаясь и вряд ли вспоминая имя юноши, некогда приславшего ему неопубликованные стихи. Завидная писательская судьба?

И ещё один факт. Писатель Дм. Кобяков длительное время жил в Париже и часто встречался там с Буниным. В зарисовке «Последнее свидание» он отмечает, что однажды эмигрант Рощин, в разговоре о советской литературе, сказал Бунину: «Удивительная вещь “Жизнь Арсеньева”! Вас только с Паустовским можно сравнить!».

Бунин задумался, потом нехотя проговорил:

– Многое можно простить, если у них существуют такие писатели, как Паустовский!

Много строк у К.Г. Паустовского было посвящено Бунину. Он цитировал любимого писателя в «Дыме Отечества», «Живом и мёртвом слове», «Амфоре» и чаще всего в «Повести о жизни». В «Золотую розу» включена глава «Иван Бунин» – речь, произнёсенная Паустовским на юбилее Бунина в Литературном музее в Москве в 1955 г.

А в 1961 г. обширная статья под таким же названием открывает однотомник повестей, рассказов, воспоминаний Бунина, изданный в Москве.

Паустовский завершил статью стихотворением поэта, которое назвал подлинным шедевром:

 

И цветы, и шмели, и трава, и колосья,

И лазурь, и полуденный зной…

Срок настанет – Господь сына блудного спросит:

«Был ли счастлив ты в жизни земной?»

 

И забуду я всё – вспомню только вот эти

Полевые пути меж колосьев и трав.

И от сладостных слёз не успею ответить,

К милосердным Коленам припав.

 

Светлана Кузнецова