Говоря о поэте Николае Степановиче Гумилеве, приятно вспомнить, что он имел к нашему городу самое непосредственное отношение: Одесса была отправным пунктом нескольких его экзотических путешествий в страны Африки. Что же влекло его в Африку, в путешествия, полные преград и опасностей?

10 сентября 1908 г. поэт впервые отплыл из Одессы на пароходе  «Россия» по маршруту «Одесса – Синоп» (Египет).

«Там пробыл четыре дня в карантине. Дальше Константинополь – Пирей. В Афинах 27 сентября осматривал Акрополь и читал Гомера. 1 октября – в Александрии. 3 – в Каире. 6 – опять в Александрии. Посетил Эзбекие, купался в Ниле…Поголодав изрядно…и оставив мысль о путешествии в Рим, Палестину и Малую Азию, куда намеревался попасть, занял деньги у ростовщика и вернулся в Россию…» (из дневника П.Н. Лукницкого).

Это был первый приезд в Одессу, город, где начинались его открытия и новые впечатления жизни. Спустя  шесть недель, возвращаясь  из Африки, он вновь оказался в Одессе.

Постоянно тоскуя по «своей Африке» он в 1910 г. 1 сентября выехал из Петербурга в Одессу. «Затем – морем: Константинополь – 1 октября, Каир – 12 октября, Бейрут, Порт-Саид – 13 октября, Джедда, Джибути – 25 октября.

В конце февраля из Джибути на пароходе через Александрию, Константинополь, Одессу отправился в Россию» (из дневника П.Н. Лукницкого).

До сих пор принято называть Гумилева «Поэт – рыцарь», «Поэт – воин».

Я конквистадор в панцире железном,

Я весело преследую звезду,

Я прохожу по пропастям и безднам

И отдыхаю в радостном саду.

Но исчерпывается ли  этими определениями весь масштаб личности поэта? Известно, что в формировании его мировоззрения огромную роль сыграл в свое время Фридрих Ницше и особенно его труд: «Так говорил Заратустра».

Ученица Гумилева Ирина Одоевцева писала в своих воспоминаниях «На берегах Невы» о том, что она поняла, что Ницше имел на него огромное влияние, что героический трагизм его мироощущения, презрение к слабым, напускная жестокость были им усвоены от Ницше. «И часто потом я подмечала, что он сам, не отдавая себе в этом отчета, повторял мысли Ницше».

Поэт довольно рано создает для себя определенный идейный запас, основанный прежде всего на книге «Так говорил Заратустра» и на представлениях самых различных (преимущественно французских) деятелей «оккультного возрождения».

Конквистадоры, рыцари, капитаны и прочие романтические персонажи обладают в стихах Гумилева почти сверхъестественной силой, волей, страстью. Именно вслед за ними, по их образцу формирует Гумилев свою поэтическую личность. В его самом первом сборнике «Путь конквистадоров» есть стихотворение «Песнь Заратустры»:

Юные, светлые братья

Силы, восторга, мечты,

Вам раскрываю объятья,

Сын голубой высоты.

…

Жаркое сердце поэта

Блещет как звонкая сталь.

Горе не знающим света!

Горе обнявшим печаль!

Ранней весной 1913 года поэт готовился в давно задуманную экспедицию по Африке. Он планировал отправиться в порт Джибути, а оттуда по железной дороге в Харрару. 9 апреля он прибыл из Петербурга в Одессу, а 10 апреля он сел на пароход «Тамбов». Ему предстояло осуществление четырехмесячного путешествия на далекий африканский континент.

В первой главе знаменитого «Африканского дневника» Гумилева нашли отражение одесские впечатления петербургского поэта. Впечатление об Одессе он сам определил как «странное»: «словно какой-нибудь заграничный город, русифицированный усердным  администратором». Образ заграничного города усиливало и впечатление от гуляющей по Дерибасовской публики, напоминавшей ему «парижский бульвар Сен-Мишель». Психология Одессы для Гумилева – это «ее детски-наивная вера во всемогущество хитрости, ее экстатическая жажда успеха».

Когда поэт впервые увидел Черное море, сердце его сжалось при виде «бледно-малахитовой полосы воды», дружных стай дельфинов «с лоснящимися спинами» и горящих в небе звезд.

«Неужели есть люди, которые не видели моря?», – торжественно  вопрошает Гумилев. Черное море, которое он увидел в Одессе, явилось как бы прообразом его дальнейших экзотических путешествий.

Поиски путей движения от прошлого к будущему, в котором поэтам, по представлению Гумилева, должна быть отведена важнейшая роль, неминуемо должны были привести Гумилева в Африку. А вот как звучал завет Заратустры: «…Заратустра был другом всех тех, что совершают далекие путешествия и не могут жить без опасностей».

Поэт Николай Гумилев в полной мере воплотил этот завет в жизнь.

Гумилев любил жизнь, любил людей. Он свято верил в то, что несмотря на все неустройства и несправедливости мира, во главе человеческого общества когда-нибудь станут поэты:

Земля забудет обиды

Всех воинов, всех купцов.

И будут как встарь друиды

Учить с зеленых холмов.

 

И будут, как встарь, поэты

Вести сердца к высоте,

Как ангел  водит кометы

К неведомой им мете.

 

Первая мировая война сломала привычный ритм жизни Николая Гумилева. Он добровольцем пошел на фронт. Его храбрость и презрение к смерти были легендарны. Редкие для прапорщика награды – два солдатских «Георгия» – служат лучшим подтверждением его боевых подвигов. В сборнике «Колчан» нашли отражение темы войны:

И залитые кровью недели

Ослепительны и легки,

Надо мною рвутся шрапнели,

Птиц быстрей взлетают клинки.

 

Я кричу, и мой голос дикий,

Это медь ударяет в медь,

Я, носитель мысли великой,

Не могу, не могу умереть.

Говоря о военной лирике Гумилева, нельзя не помнить о психологических особенностях его личности. Гумилева не зря называли «поэт-воин». И теперь, после того, как мы поняли, отчего он так стремился в Африку, помня о завете Заратустры, мы можем глубже и полнее понять его безграничную отвагу, его стремление непременно участвовать в военных действиях. Современник поэта писал: «Войну он принял с простотою современной, с прямолинейной горячностью. Он был, пожалуй, одним из тех немногих людей в России, чью душу война застала в наибольшей боевой готовности».

Николай Гумилев — путешественник и воин — ставил героику превыше всего. Героизм для него — спасение духа и чести. Поэт не упоминал ни в стихах, ни во фронтовых корреспонденциях о грязи фронтовой жизни, а писал, что самые счастливые минуты — перед боем. Поэт поклонялся величию войны и постоянно во время боевых действий перечитывал «Илиаду», предчувствуя свою дальнейшую судьбу:

И умру я не на постели

При нотариусе и враче,

А в какой-нибудь дикой щели,

Утонувшей в густом плюще…

Со временем Анна Ахматова подтвердит, что Гумилев предвидел собственную судьбу. Уцелев в аду Первой мировой войны, поэт, как всегда с «Илиадой», пошел в свой последний бой: на допросы ЧК, потому что уже ночью не спал «в блузе светло-серой невысокий старый человек»:

Он стоит пред раскаленным горном,

Невысокий старый человек.

Взгляд спокойный кажется покорным

От миганья красноватых век.

 

Все товарищи его заснули,

Только он один еще не спит:

Все он занят отливаньем пули,

Что меня с Землею разлучит.

 

 

Анна Божко