К 130-летию со дня рождения известного украинского поэта Павла Григорьевича Тычины в Одесском литературном музее была открыта выставка «…двісті розіп’ятий я». На выставке представлены прижизненные книги поэта – как ранние, так и более поздние издания: «В космічному оркестрі» (1923), «Вітер з України. Вибране. Поезії» (1924), «Вибрані поезії» (1945), «Павло Тичина. Із щоденникових записів» (1981). Дополняет выставку машинопись стихотворения П. Тычины из книги «Солнечные кларнеты» на русском языке в переводе с украинского одесского поэт О. Колычев. Обращает на себя внимание автограф на машинописи, сделанный поэтом Э. Багрицким. Информацию о пребывании Павла Тычины в Одессе находим в одесском журнале «Прибой» (1929) который также представлен на выставке.

Павел Григорьевич Тычина – поэт, переводчик, публицист, общественный и государственный деятель. Родился 23 января 1891 в селе Пески на Черниговщине в семье сельского псаломщика и учителя. Семья была многодетной – в семье было 13 детей. Учился в земской школе, позже в Черниговском духовное училище и Черниговской духовной семинарии (1907-1913). Товарищами Павла Тычины в семинарии были Григорий Верёвка, будущий поэт Василий Элланский (В. Эллан-Блакытный). Павел Тычина самостоятельно в совершенстве овладел почти двадцатью иностранными языками. Ещё в старших классах духовной семинарии молодой П. Тычина прошёл художественную школу рисования Михаила Жука. Именно Жук познакомит молодого поэта с Михаилом Коцюбинским.

Значительное влияние на формирование Тычины-поэта оказали литературные «субботы» Коцюбинского, которые он посещал.

Среди бумаг домашнего архива М. Жука в начале 1990-х годов была найдена рукопись ранней поэмы поэта, которая долгие годы считалась утерянной – «Панахидні співи».

Именно в одесском журнале «Основа» в 1915 г. были опубликованы стихи П. Тычины.

 

Впервые Тычина приехал в Одессу в 1920 г. с капеллой Стеценко.

Капелла жила в Одессе по адресу Ланжероновская, 2 во дворце князя Гагарина (сейчас Одесский литературный музей).

В тогдашнем дневнике Тычины «Подорож з капелою Стеценка» описаны первые впечатления от города и дворец:

«Аж там, в конце улицы, между домами кусочек живого, синего.

Находим дорогу. Музей. Театр. Ланжероновская, № 2, сейчас. Но сначала идём на море. Чей-то памятник стоит к морю спиной. Но это же Пушкин, сам Пушкин. Чего же его поставили у гавани, а не действительно где-то у моря? Гавань мешает. Вода широка. Сила есть. Но это всё-таки приручена вода на привязи. Вон там далеко, за маяком, посмотрите, вот какое! Смотрим.

С Сортировочной (вечер) едем. Море! море! Широкая без конца дорога, на ней телеги, повозки, фаэтоны. И пыль. Только пыль. Целые тучи. То же серая пыль? Сереет море, а не пиль. Смотрю. С правой стороны горы. Там белые гребни, как рыбки, играют. Шевелиться что-то большое. Вот-вот встанет, встанет. Э, так это же надо так где-то уйти, чтобы совсем берега не чувствовалось.

Теперь понимаю, почему ты, товарищ Пушкин, отвернулся. Благодарные граждане Одессы хотели тебе приятно сделать. Поставили лицом в парк, чтобы Ты всегда мог видеть, кто, когда и как семечки лузгает, а море… что им то море. А может, я ошибаюсь. Всегда поэту после смерти приятно хотят сделать. Но …

Находим Ланжероновскую, 2. Вукоопспілка.

– Ну, идите вперёд, Павел Васильевич, а мы подождём.

Мраморная лестница справа и слева, наверху соединяются в площадку перед залом. Внизу первый этаж куда-то скрылся.

Двери открываются. Палец Павла Васильевича нас зовет, и Витольда Станиславовича фигура появилась. Радостно здороваемся. Целуемся.

– Как же, как же, никак не надеялись, мы так рады, как никогда. Это для нас настоящий праздник будет.

Hикто так не встречал нас, как в Одессе. Кабинет на море.

Костёл как в Киеве.

 

Вносим вещи. Для женщин две комнаты в caмом дворце Дома профсоюза (бывшего князя Гагарина), для мужчин клуб, для приезжих – в этом же дворе немного коек, а то и на полу располагаемся. Кириллу Григорьевичу и Павлу Васильевичу – отдельную комнату. И ещё есть одна комната. Moи вещи туда несут, и я не хочу. Я – поближе к обществе. Я не хочу, чтобы меня выгоняли. Витольд Станиславович приходит:

– Пожалуйте на обед, извините, что холодный.

Через двор идём в подвалы дворца. Вот-вот стемнеет. Море cеpоe. Обед несытный. Спасибо и на том.

Чай. Приезжие кооператоры среди нас затесались. Шум. Кирилл Григорьевич закрыл ключ в своей комнате. Французский замок – хоть бы на засов закрыли – никто и не предупредил».

В 1920-х годах Тычина неоднократно приезжал в Одессу. Последний раз поэт побывал в нашем городе в 1967 году.

 

---

ПАНАХІДНІ СПІВИ

VII

Світає…

Так тихо, так любо, так ніжно у полі.

Мов свічі погаслі в клубках фіміаму,

В туман загорнувшись, далекі тополі

В душі вигравають мінорную гаму.

Світає поволі…

Так тихо, так любо, так ніжно у полі.

Світає…

Все спить ще: і поле і зорі безсилі.

Лиш птах десь озвався

спросоння ліниво;

Та пень обгорілий,

мов піп на могилі,

«Безсмертний, помилуй!» –

кричить мовчазливо.

Видніє щохвилі…

Все спить ще: і поле, і зорі безсилі.

Світає…

Проміннями схід

ранить ніч, мов мечами.

Хмарки золоті поспішають на битву.

Тумани безмовно

тремтять над полями.

І з ними стаю я на ранню молитву.

– О, зглянься над нами!

За що Ти нас раниш

у серце мечами?

1915 р.

ПЕРЕД ПАМ’ЯТНИКОМ ПУШКІНУ В ОДЕСІ

Здоров будь, Пушкін мій, землі орган могучий!

І ти, морська глибінь, і ви, одеські тучі!

Я тут у вас в гостях, і всім я вам радий.

Не гнівайтесь за сміх: іще ж я молодий.

Залузаний бульвар. Бульчить калюжна плавань.

І Пушкін на стовпі – пливе у грязь, як в гавань.

Куди ж ти, підожди! – не хоче говорить.

Внизу сирени рев і море бурунить.

То ж вдячнії сини невдячної Росії

поставили його… плечима до стихії.

Стій боком до людей, до многошумних площ;

Господь стихи простить і епіграмний дощ…

Ах, море і поет! Та хто ж вас не боїться!

Свободи чорний гнів. І блиск, і гарт, і криця.

Поетом будь добро: помреш – то од свобод

все боком ставлять нас, щоб не впізнав народ.

Одеса 1920

***

Кілька разів брав цю книжечку в руки і клав її знову в теку.

Що писать? Чим хвалитись перед самим собою?

 

…я в свій щоденник записую не так, я думаю. Ніби для когось другого.

Очевидячки, я тщеславна й неглибока натура.

 

…замість щирості, література виходить, замість щоденника – прибуткова-видаткова книжка,

якою хочеться совість заспокоїти…

Називають мене гармонійною людиною – яка єрунда!

П. Тичина. Щоденникові записи 1920 року.

 

***

Я йду, іду –

Зворушений,

Когось все жду –

Співаючи.

Співаючи-кохаючи

Під тихий шепіт трав

голублячий.