Вот уже пятый год в Одессе проходила церемония награждения победителей Одесской международной литературной премии им. Исаака Бабеля. Награждение победителей конкурса завершало работу Бабелевской недели, проходившей с 10 по 13 июля.
В рамках работы Недели, 11 июля, во Всемирном клубе одесситов состоялся вечер «Паустовский и Бабель» на котором выступал Почетный гость Премии – Дружбинский Валерий Иванович (Киев) — журналист, писатель, литературный секретарь Константина Паустовского.
Тема «Паустовский и Бабель» много лет изучается исследователями творчества обоих писателей. И это имеет свое объяснение. Известно, что в разгар сталинских репрессий Исаак Бабель был арестован по обвинению в шпионаже в 1939 году. Расстрелян в 1940-м. С этого времени имя Бабеля было предано забвению вплоть до 1957 года, когда вышел сборник «Избранное» с предисловием Ильи Эренбурга. А в 1959 году была опубликована повесть Константина Паустовского «Время больших ожиданий», в которой он, с теплотой и глубоким уважением, вспоминает об Исааке Бабеле. Это было первое упоминание о Бабеле после двадцатилетнего замалчивания его имени. Сегодня мы можем с уверенностью говорить о том, что в возвращении имени Бабеля в литературу и мировую культуру есть огромная заслуга Константина Паустовского.
Поэтому, приглашение Валерия Дружбинского как Почетного гостя 5 сезона Одесской международной литературной премии им. Исаака Бабеля, вполне логично. Тем более, что он не только несколько лет работал у Константина Паустовского литературным секретарем, но и написал о нем несколько книг. Презентация одной из них — «Константин Паустовский и Украина» (где есть глава «Исаак Бабель и другие одесситы») состоялась на этом вечере. (Подробнее о книге можно прочитать на нашем сайте и сайте Одесского литературного музея в статье «Константин Паустовский и Украина»).
Следует отметить, что Валерий Дружбинский писал о Константине Паустовском довольно много. Иногда он включал главы о писателе в сборники, затем начал издавать книги, полностью посвященные Паустовскому. В 2020 году Валерий Иванович прислал в Одессу несколько своих книг на конкурс Муниципальной литературной премии имени Константина Паустовского. И стал лауреатом в номинации «Популяризация творчества К.Г. Паустовского». Приехать в Одессу и получить диплом в 2020 году он не смог. Поэтому решили вручить ему Диплом на вечере во Всемирном клубе одесситов. Что и было сделано.
Еще раз поздравляем Валерия Дружбинского с присуждением ему Литературной премии имени Константина Паустовского!
Вечер «Паустовский и Бабель» прошел не только в «теплой и дружеской обстановке», он подарил нам новые, неизвестные ранее, факты из жизни Константина Паустовского. Организатором и ведущим вечера был вице-президент Всемирного клуба одесситов Валерий Исаакович Хаит – писатель, издатель журнала «Фонтан», в прошлом капитан прославленной одесской команды КВН (1960-е гг.). Именно с КВН связана история, которую рассказал Валерий Хаит на этом вечере. История под названием: «Отсроченное чудо. Письмо Константина Георгиевича Паустовского, написанное мне (и, увы, не полученное мною) более полувека назад и мой ответ на него». Фрагмент этой истории мы публиковали ранее, а сегодня предлагаем вашему вниманию полный текст.
ЛИЛИЯ МЕЛЬНИЧЕНКО
Зав. Мемориальным музеем К.Г. Паустовского
Валерий Хаит
ОТСРОЧЕННОЕ ЧУДО
Письмо Константина Георгиевича Паустовского, написанное мне (и, увы, не полученное мною) более полувека назад и мой ответ на него.
Вначале предистория.
В моей жизни произошло чудо. И не просто, а чудо из чудес!
Известный киевский писатель и журналист Валерий Иванович Дружбинский сообщил мне о нем в нескольких январских мэйлах 2021 г.
Я расположил их по хронологии, убрал то, что не касается, собственно, чуда и, после некоторых сомнений, решил, простите, обнародовать…
А теперь слово Валерию Дружбинскому…
Дорогой Валерий Исаакович!
Помню 1967 год — я тогда работал у Константина Паустовского литературным секретарем. Все жители Страны Советов в те годы взахлеб смотрели КВН, а Константин Георгиевич «болел» за команду одесситов. Паустовский собственноручно написал восторженное письмо капитану команды Валерию Хаиту. Но оно, видимо, затерялось на Центральном Телевидении и не дошло до адресата. Константин Георгиевич говорил: «Какой замечательный этот чернявенький мальчик — студент инженерно — строительного института! Он всем доказал, что одесситы умеют изысканно и тонко шутить! Жаль, моё письмо он не получил. Очень жаль!»
***
Сделаю такое отступление: К декабрю 67-го я уже был как бы членом семьи Пауста. Постоянно жил с ним в одной комнате (Ялта, Москва, Солотча, Таруса.) из-за его ночных приступов астмы. Ну, а я в этом деле был парень тёртый — астмой болел ещё с детдома, с пяти лет. Вот мы с ним ночью и забавлялись — я делал ему укол адреналина и атропина, вместе курили астматол, разговаривали и т.д. А днем я перепечатывал написанное им, отвечал на каждое из многочисленных писем, которые приходили ему от читателей, ходил на почту, в редакции… Но всё равно никаких копий не мог делать и не делал. Просто некоторые тексты (рассказы, повести, важные письма) я печатал под «копирку»- а вдруг где-то утеряется. И когда после траурных дней июля 68 года я вместе с вдовой Пауста стал разбирать архив, то эти копии помогли через год издать ПСС Пауста (но всё равно не полное, многое не вошло — переписка с Солженицыным, Арагоном, почти законченная повесть о ГУЛАГЕ…).
Так что, увы, дорогой Валерий Исаакович, текста письма Пауста к тебе у меня нет и быть не могло. Просто я, готовя письмо и книгу для отправки, прочитал его текст и запись в книге, которую он с такой теплотой тебе дарил. Пауст крайне редко писал в таких нежных выражениях …Может, потому и запомнилось.
***
В своем рабочем дневничке (запись декабря 67-го) я увидел только несколько слов: Москва, ЦТ Марату Гюльбекяну для Валерия Хаита… И всё, больше ни слова. Далее запись о лежании Пауста в Кремлевке, новый инфаркт и т.д.
***
В подписанной тебе Паустовским книге были слова о том, чтобы ты её обязательно прочел, ибо она подтолкнет тебя к писательству, к веселым рассказам о сегодняшней Одессе…. Как-то так это прозвучало. В мою обязанность вошло: пойти на почту и в красивом конверте (их у нас была куча — подарок Калининского издательства) послать Гюльбекяну заказную бандероль. Что я и сделал.
***
Отложил дела и нашел-таки папочку, где собраны какие-то записи 67 года (это из большой коробки из-под телевизора с надписью «Дорогой мой Пауст»).
Письмо было адресовано Марату Гюльбекяну на Центральное телевидение и выслано 12 декабря 1967 г.
Письмо писал от руки сам Пауст. Приложена также только что вышедшая отдельным изданием книга «Золотая роза». Ее привезли Паусту 6 декабря и Константин Георгиевич считал ее своей главной книгой о литературном мастерстве. В письме говорилось буквально следующее: «Незабываемый Валерий! Видеть Вас на экране, Ваше умненькое лицо и следить за тем, как на наших глазах рождается шутка и острота — ну просто огромное наслаждение. Мое поколение так шутить, увы, не умело и не умеет. А нынче учиться уже поздно. Когда объявляют, что будут на экране одесситы, то ко мне захаживают мои старые знакомцы Валентин Катаев и Виктор Шкловский».
(Валерий Исаакович! Замечу для тебя, что в 1965 году Луи Арагон и Эльза Триоле были в гостях у Пауста и привезли ему телевизор марки «Гамэн» с огромным по тем временам экраном. Так вот, «старые знакомцы» приходили к Паустовским смотреть КВН на чудо-экране)
Продолжаю, как мне запомнилось, само письмо Пауста тебе: «Валерий! Особенно Вы нравитесь Виктору Борисовичу — он решил, что Вы какой-то, пусть дальний, но родственник Бабеля. «Ну откуда у этого чернявенького, хитроватого и умненького мальчика такой талант!» — все доказывал мой Витя. А Валюн (Катаев) доказывает обратное: «Просто Ваш чернявенький мальчик впитал всё лучшее, что было в Одессе в наши годы». Не знаю чью сторону взять.. Вот почему хотим с Вами познакомится лично. Тем более (оказывается!) передача идет не в записи (я узнавал) а вживую, когда ничего поправить и вырезать нельзя. Просто уникальная передача!».
Ну и давался телефон московской квартиры, «а если Москва не будет отвечать», то московский телефон Шкловского и телефоны в Ялтинском доме творчества писателей и дома в Тарусе…
Где-то в феврале-марте 68 года Пауст сокрушался о том, что, «видимо, письмо затерялось и не дошло до этого чернявенького мальчика».
Обнимаю, дружище! Твой Валерий.
Я настолько был поражен этой запоздалой новостью (и тем фактом, что мне удалось до нее дожить!), что по прошествии некоторого времени решил ответить на это, неполученное мной, письмо.
Я не знаю, услышит ли меня Константин Георгиевич, найдется ли у него время прочесть это? Ибо не сомневаюсь, что такие, как он, находятся там на самых больших высотах, что им поручают самые серьезные и ответственные дела – скажем, сотворение новых миров, или попытки спасения гибнущих…
А вдруг!..
И вот мой ответ:
Дорогой Константин Георгиевич!
Так случилось, что только в этом (2021-ом году) я узнал от Валерия Ивановича Дружбинского поразительную новость. Оказывается в 1967 году вы смотрели передачи КВН с участием одесской команды, где я был капитаном. И что после одной из них даже написали мне письмо, вместе с которым отправили и только что вышедшую Вашу книгу «Золотая роза». Узнал я также, что письмо было отослано на адрес Молодежной редакции ЦТ, а конкретно – Марату Гюльбекяну.
Я его не получил. И если бы не В.И. Дружбинский, наверняка бы и не узнал об этом ничего.
Так получилось, дорогой Константин Георгиевич, что мне сегодня уже больше лет, чем вам было тогда, когда небо забрало Вас к себе. Теперь я думаю, какая это была бы неудача моей жизни, если бы я так и не узнал об этом удивительном факте. Какое счастье, что, оказавшийся моим ровесником, ваш добрый и надежный помощник Валерий Дружбинский, (дай Бог ему и его семье здоровья и радостей!) припомнил этот факт и не только обнаружил у себя в архиве некоторые упоминания об этом, но и вспомнил, что сам относил письмо с вашим бесценным подарком на почту.
Я не знаю, почему это письмо ко мне не дошло. Тем более, насколько я помню, у меня и у нашей команды тогда были вполне дружеские отношения с Молодежной редакцие ЦТ, в том числе и с Гюльбекяном.
В конце концов, они могли просто позвонить в Одессу, узнать адрес и переслать. Либо дождаться моего приезда в Москву (я тогда делал это часто) и вручить мне письмо лично. Загадка!… Возможно, кто-то увидев, что это письмо от САМОГО Паустовского и, из любопытства, раскрыв его, обнаружил написанный Вами от руки текст, да еще и автограф на книге и просто не смог расстаться с этим уникальным подарком, в результате чего и оставил его себе. (Я понимаю, насколько мало элегантно такое предположение, ну да ладно, будем считать это моей неудачной шуткой…).
Я перечитал, конечно, дорогой Константин Георгиевич, «Золотую розу». Мне, к слову, подарил ее славный одесский музей Вашего имени, куда я, под названием «Константин Паустовский и одесская команда КВН», отправил все, что сообщил мне Валерий Иванович Дружбинский. (Копия была отправлена и в Одесский литературный музей).
К слову, в этой книге, издания 2008 года, я обнаружил прекрасное эссе Вашей падчерицы Галины Арбузовой «Свободная проза» (судьба одной рукописи). В своем эссе она сообщила, что у Вас практически была готова и вторая часть «Золотой розы».
Вот, что пишет Галина Арбузова о ее судьбе: «…На следующий день он (Константин Георгиевич) начал свой дневник словами: «17. 3. Утро очень хорошее…».
В это «хорошее» утро я вошла в комнату Паустовского и увидела непривычно голое, ничем не заполненное пространство его стола.
«Сегодня ночью я все сжег», — просто сказал Константин Георгиевич и никогда больше к этому разговору не возвращался…».
«Как жаль, как жаль!..» – только и могу сказать я, и уверен, тысячи других Ваших читателей. Тех, кого Вы учили не только любви к литературе, но и хорошему вкусу, благородству, правде и справедливости. Причем, не только своими замечательными книгами, но и всей своей прекрасной и достойной жизнью.
Хочу вам сказать, Константин Георгиевич, что меня уже много лет волнует тема – «Талант и личность». К нашим странным (это как минимум) временам утвердилось мнение, что личность одно, а талант – другое. И что человек не совсем, так сказать, достойный и совестливый может создать вполне выдающееся литературное произведение. Не знаю, не знаю… Знаю только, что ставшая для многих аксиомой эта сомнительная «истина», для них же и очень удобна. То есть, человек, которого сочли талантливым, получает как бы индульгенцию на свои поступки: «Какие вы можете иметь ко мне претензии? Я талант, мне все можно!»
Так вот что я хочу сказать, Константин Георгиевич. Вы для меня один из редчайших примеров того, что истинный художник слова – это именно человек, который гармонично сочетает в себе уникальный писательский дар с безупречными моральными качествами. Более того, я уверен, что именно такое сочетание и может дать наивысший творческий результат, определяющий гения…
Вы всю жизнь писали о главном – о любви, о красоте, о счастье. Словом, обо всем том, что и составляет истинную ценность жизни.
И Ваша «Золотая роза» — это тоже книга о любви, о любви к литературе, к слову. И не просто к слову, а и к тому, что оно означает.
И еще, дорогой Константин Георгиевич, хочу поделиться впечатлением, которое мне тоже кажется важным.
В эссе Галины я обнаружил…впрочем, предоставим слово автору.
«В последние годы Паустовский много говорил и писал о своих попытках «прорыва в новую прозу».
В авторском предисловии к «Избранной прозе» (1965) он хотел выделить такие рассказы, как «Итальянские записки»; «Третье свидание», «Наедине с осенью» и «Ильинский омут». Выделить для того, чтобы всмотреться (вернее, вчитаться) в них и найти то новое, чего не было в прежних рассказах. А если и было, то в относительно небольшой степени».
«Это новое, на мой взгляд, — писал он дальше, — заключается во внутренней свободе названных рассказов, не связанных ни сюжетом, ни той или иной обязательной композицией, ни необходимостью быть поучительным и нравоучительным и тем самым — несколько скучноватым и оторванным от читателя…
…Как определить жанр тех вещей, о которых я упомянул?
Не знаю. Это не рассказы в точном смысле этого слова, не очерки и не статьи. Это не стихотворения в прозе.
Это записи размышлений, просто разговор с друзьями…».
Как же глубоко, Константин Георгиевич, вы чувствовали, как много предвидели и предвосхищали.
Кстати, у прекрасного писателя, Вашего ученика Юрия Трифонова (он посещал Ваш семинар в Литературном институте) я обнаружил сходные размышления. Вот, что о Юрии Валентиновиче писал известный лингвист В.П. Литвинов:
«Юрий Трифонов говорит: в начале творческих дел ему, как и многим другим молодым, казалось: всё дело в СЮЖЕТАХ… Потребовались годы (и горы исписанной бумаги), прежде чем талантливый прозаик смог излечиться от этой наивной веры в «сюжеты» как в абсолютную гарантию художественного успеха. И тогда, рассказывает Юрий Трифонов, для него настал долгий КУЛЬТ СЛОВА. Он стал жить теперь убеждением, что находить лучшие слова и расставлять их в наилучшем порядке — вот дело, единственно достойное писателя! Так, чтобы каждое слово — непременно со значением, с подтекстом, с двойным и даже тройным смыслом… Поиск слова постепенно перерос в стремление воссоздавать ощущения: всякий раз находить такие выразительные средства, которые захватывают читателя без остатка, заставляют его непроизвольно жить чувствами героя, воочию обонять и осязать каждую травинку в росе, дыхание мороза и горечь печного дыма… («ПАХЛО МОКРЫМИ ЗАБОРАМИ», — не без иронии назовет это своё увлечение Юрий Трифонов позже.) А потом, уже в зрелые годы, приходит к писателю убеждение: МЫСЛЬ — главное и решающее… Только мысль способна сообщить истинную ценность всему другому — и счастливо найденному сюжету, и меткому слову, и тончайшему ощущению. Можно поверить в искренность умозаключения Юрия Трифонова, которое он вывел из всего вышерассказанного: «… если нет мысли, а есть лишь описание, пусть даже художественное, филигранное, с красками, звуками, запахами, со всеми приметами жизненной плоти — всё равно скучно. Без мысли тоска».
Согласитесь, до чего же умным и внимательным Вашим учеником был Юрий Валентинович Трифонов! Не зря он стал одним из выдающихся русских писателей.
А от себя добавлю, что давно уже думая о литературе (обо всех ее жанрах) пришел к выводу, что литературы есть две. Одна, как игра и другая, как способ постижения жизни.
Я – за вторую…
Хотя в эпоху, когда рынок накрыл собою все, в том числе искусство и литературу, к стихам и прозе стали относиться тоже как к товару. Отсюда и стремление некоторых вполне одаренных писателей к игре, к экспериментам, к моде. Но, к счастью, не все так безнадежно. Выяснилось, что мощь русской классики такова, что сквозь этот морок замкнутого на себя пост- и прочего модерна нет-нет да и пробивается что-то здоровое, адекватное, тяготеющее к норме и гармонии. Мощнейшим подспорьем в этой борьбе являются и Ваши, Константин Георгиевич, прекрасные книги. Которые, уверен, даже в наши чудовищные, теряющие остатки духовности, меркантильные времена продолжают читать многие. Хватаясь за них, как за спасательный круг, который поможет сохранить душу живу. В надежде, что время больших ожиданий опять придет и они, эти ожидания, наконец, сбудутся…
И еще об одном впечатлении от «Золотой розы».
В конце издания 2008 года опубликована, восстановленная по сохранившемуся черновику, глава из сожженной Вами второй части книги. Называется она: «Непокой. Гостиница «Севастополь».
Начинается она буквально гимном, гимном счастью. Где вы, как мне кажется, вообще определили главную миссию литературы – писать о счастье и, тем самым, учить людей быть счастливыми.
Вот эти ваши невероятные, вдохновенные слова: «Несколько раз в жизни мне казалось, что я был счастлив. Но редкие минуты этого счастья были совершенно непохожи на то состояние, какое принято называть этим словом. В них не было радости, шума, восторга, огней и успеха.
Я хочу, чтобы меня правильно поняли. Иначе все мои слова окажутся пустым лепетом. Я считаю, я прямо уверен, что истинное счастье приходит к нам в жизнь внезапно, распахнув все двери, смеясь, растрепывая наши волосы и лукаво заглядывая в глаза. Оно зажигает над тихой водой огни тех городов, куда мы стремились всю жизнь, оно дышит нам в лицо одуряющим воздухом мокрой травы, прижимает к нашим губам дрожащую маленькую ладонь, и мы невольно целуем ее только из благодарности за ласку.
Все это счастье… Нежданное, освежающее, как освежает лицо морская пена. Тот, у кого она таяла на щеках с легким потрескиванием и шумом, знает всю прелесть этой прохладной пены, умирающей от теплоты человеческого лица.
Можно рассказать совсем о другом счастье — робком, почти потерявшем голос, но томительном, возникающем незаметно и живущем где-то вблизи редких слез и утренней тишины, вблизи любимого голоса и пения птиц. Оно проходит множество, как говорят ученые, побочных явлений, порывов мягкости, когда хочется быть вежливым даже с каждым воробьем.
Полное, скрытое от всех счастье, — конечно, самое высокое, и память о нем никогда не исчезнет.
Я давно хочу написать книгу, где будут перечислены все причины счастья, какие есть на земле. Но это должна быть большая, огромная книга — необъятная, как вся земля, как все небо, как все улыбки за все времена».
И опять я поражаюсь Вашей прозорливости и мудрости в понимании смысла жизни и сути литературы. Счастье – вот главный смысл человеческого существования, как бы говорите Вы. И призываете никогда не забывать об этом. Писать о счастье, думать о нем, стремиться к нему и верить, что, несмотря ни на что, оно однажды окажется возможным…
Ну и в завершение две удивительные строчки из электронного письма Валерия Дружбинского мне:
«В подписанной тебе Паустовским книге были слова о том, чтобы ты её обязательно прочел, ибо она подтолкнет тебя к писательству…»
Получается, дорогой Константин Георгиевич, что Вы, по сути, предсказали мне судьбу литератора. И благословили меня на нее. И хоть я письмо Ваше не получил, кто-то, отвечающий за мою судьбу, видимо услышал Вас и помог мне исполнить Ваше пожелание…
Спасибо Вам еще раз за письмо и подарок, дорогой Константин Георгиевич, за любовь к Одессе, за то, что Вы были и остаетесь с нами навечно.
Ваш, далеко уже не чернявенький мальчик.
В.Х.
Оставьте отзыв