«Живем надеждами» писал Константин Паустовский в 1943 году в одном из своих писем.

Сегодня, 8 мая, мы вспоминаем о Победе над фашисткой Германией в годы Второй мировой войны. Вспоминаем обо всех погибших на этой страшной войне и  о тех, кто вернулся с фронта. Вернулся в мирную жизнь и начал ее заново, преодолевая все тяготы военного и послевоенного времени.

Одним из таких фронтовиков был писатель Константин Паустовский. В письме к своему другу, писателю Рувиму Фаерману  он писал в октябре 1941 года: «Что писать о себе? Полтора месяца я пробыл на Южном фронте, почти все время, не считая трех-четырех дней, на линии огня. Из москвичей видел Михалкова и Бориса Горбатова, в Одессе видел Олешу. Был и на суще и на море. В половине августа вернулся в Москву, где ТАСС, ввиду моего «преклонного» возраста, решил оставить меня в Москве («в аппарате ТАСС»), а затем, по требованию Комитета по делам искусств — и совсем отпустили для работы над пьесой для МХАТа.

     В Москве я прожил не долго, квартиру разбомбили, жил больше у Федина в Переделкине, вскоре уехал к Вале и Серому в Чистополь (под Казанью), куда эвакуировали все семьи писателей. В Чистополе оставаться было немыслимо, — с большим трудом переехал в Алма-Ату… Живем у чудесного человека — казахского писателя Мухтара Ауэзова, он уступил нам одну комнату».

     Живя в Алма-Ате Константин Паустовский много работает — пишет пьесы, киносценарии, очерки, рассказы. Так, в февральском письме 1942 года к писателю Юрию Яновскому читаем: «Дорогой Юрий Иванович, не ругайте меня за то, что я так долго  молчал. Писал большой сценарий для Мосфильма (Мосфильм и Ленфильм — здесь), меня мотали, торопили, как водится у киношников,и только вчера, наконец, все окончилось. Послал Вам заказной бандеролью пять крошечных рассказов. Перевел их Юрий Корнеевич /Смолич — Л.М./, и перевел, насколько я соображаю в украинском языке, превосходно. Если рассказы подойдут — буду рад».

     … Трудно,  живем надеждами, и если бы не Смолич — редчайший человек на земле, — было бы и совсем плохо». Здесь речь идет об украинском журнале «Украинська література», который до войны назывался «Радянська література”.

В мае 1942 года, в письме к Рувиму Фраерману Константин Георгиевич пишет: «Я много работаю. Написал семь рассказов (для американских газет, они уже напечатаны), два сценария, сейчас пишу пьесу для МХАТа. Работать трудно, — быстро устаю, стал «плох здоровьем». Только работой  спасаюсь от тревоги, от постоянных мыслей о всем, что происходит.

     … Пишу я растрепанно, совсем не о том, о чем бы надо написать. Я мог бы целые страницы писать Вам, Рувец, о том, о чем я думаю почти непрерывно, как одержимый, — о мире, победе, покое, о дороге на Черное озеро, о старых деревьях в саду у старушек, о прошлом — будет ли все это?».

     Помимо творческой работы, которая занимала все свободное от  бытовых тягот время, Паустовский, которому уже исполнилось 50 лет, находил в себе силы выступать перед ранеными. В июле 1942 года, в письме к Сергею Навашину, которого он усыновил в 1941 году, Паустовский писал: «Я выступал на днях в очень тяжелом госпитале, среди безруких и безногих (обрубков). Было жутко и трудно, но все обошлось очень хорошо».

В феврале 1943 года Паустовский возвращается в Москву, а спустя несколько месяцев переезжает в Солотчу (Рязанская область), где продолжает много работать. «В Солотче я буду писать « для себя» — вторую часть «Дыма отечества» и автобиографическую повесть — огромную и очень свободную по жанру — это будет и автобиография, и сотни людей, и пейзажей, и эпоха, и всякие размышления. … Мне очень хочется ее писать, не торопясь, по-настоящему», — пишет он Сергею Навашину в мае.

Из этого письма мы впервые узнаем о планах Паустовского начать работу над автобиографической повестью, которая получила название «Далекие годы» и стала первой книгой «Повести о жизни». Работа над повестью «Далекие годы» продолжалась более двух лет. О ее публикации Паустовский договорился с редакцией журнала «Новый мир».

В декабре 1945 года, в письмах к Сергею Навашину Паустовский писал:

      — 9 декабря 1945 г.  «Мы живем тихо-тихо и даже, может быть, скучно из-за моей работы. Написал уже 18 глав, осталось глав 5-6. Виден конец. И очень не хочется отрываться для какой-нибудь другой работы. Но сейчас, к счастью. Я получил деньги из «Нового мира» за первую часть, и этого хватит, чтобы окончить повесть. …Всю повесть (первую и вторую часть) предлагает издать «Молодая гвардия». Что получается, трудно сказать, — то мне нравится, то кажется, что много лишнего. Во всяком случае, материал интересный. Лишь бы его не кромсали. Во второй части гимназические главы  перебиваются главами о пятом годе, художнике Врубеле, лете в Ревнах, брянских артиллеристах, первой поездке в Крым, моем репетиторстве. Все это надо будет еще привести в порядок (как говорят, композиционный)…».

      — 29 декабря 1945 г. «Вообще же жизнь проходит в трудах и хлопотах. Все сложно,и нет дня, чтобы не приходилось возиться с какой-нибудь ерундой, — то нет газа, то воды, то тепла и т.д.  и т.под.

      Посылаю тебе «Новый мир» с «Далекими годами». Все-таки повесть  

немного испортили, — выбросили всю пасху и выбросили еще три-четыре                                                               фразы (конечно, хороших). Со стороны это, может быть, и незаметно, но я-то вижу и огорчаюсь, хотя и не очень, все-таки хорошо, что ее удалось напечатать. Журнал еще не вышел (целиком), но отдельные номера уже просочились, и мне уже звонят разные люди и поздравляют.

   …От второй части я оторвался ненадолго… Сейчас я… снова сажусь за вторую часть. Думаю, что в январе ее окончу, — она будет втрое больше первой и ее, должно быть, придется разбить на две части. Очень много материала, и если бы можно, то я писал бы и писал эту часть без конца… Очень хочется писать…».

     Итак. Первая часть повести «Далекие годы» впервые была опубликована в журнале «Новый мир»  в конце 1945 года. Отдельной книгой вышла в издательстве «Детская литература» в конце 1946 года. Из этого издания были исключены две главы: «Плеврит» и «Браво, Уточкин» — о первых полетах одесского авиатора Уточкина. Главу «Плеврит» со временем восстановили, глава же «Браво, Уточкин» была потеряна и восстановить ее не удалось. Предполагаемое же издание в издательстве «Молодая гвардия» не состоялось, так как редакционный совет издательства принял решение рассыпать уже сделанный набор книги по причине того, что: «В книге слишком много либерального благодушия и мало революционного гнева».  Официальная критика встретила «Далекие годы» сдержанно. Считалось неуместным для советского писателя в это время писать воспоминания о детстве и, тем более, о классической гимназии.

Так о чем же эта повесть, над которой Паустовский работал в военные годы? Она о детстве и юности писателя, о его семье, и начинается с глав,  посвященных украинским корням его рода.

«Универсал» и печать, — писал Паустовский, — остались у нас в семье от гетмана Сагайдачного, нашего отдаленного предка. Отец посмеивался над своим «гетманским происхождением» и любил говорить, что наши деды и прадеды пахали землю и были самыми обыкновенными терпеливыми хлеборобами, хотя и считались потомками запорожских казаков.
Когда Запорожская Сечь при Екатерине Второй была разогнана, часть
казаков поселили по берегам реки Рось, около Белой Церкви…

    … С годами запорожская буйность потускнела. Во времена моего детства она сказывалась только в многолетних и разорительных тяжбах с графиней Браницкой из-за каждого клочка земли, в упорном браконьерстве и казачьих песнях-думках. Их пел нам, своим внучатам, дед мой Максим Григорьевич…

     …Дед, сидя около шалаша, среди желтых цветов тыквы, напевал дребезжащим тенорком казачьи думки и чумацкие песни или рассказывал всяческие истории.
Я любил чумацкие песни за их заунывность. Такие песни можно было петь
часами под скрип колес, валяясь на возу и глядя в небо. Казацкие же песни
всегда вызывали непонятную грусть. Они казались мне то плачем невольников,
закованных в турецкие цепи-кайданы, то широким походным напевом под топот лошадиных копыт.
Чего только не пел дед! Чаще всего он пел любимую нашу песню:
Засвистали козаченьки

        В поход с полуночи.
Заплакала Марусенька

      Свои ясны очи»…

 

Народная казацкая песня «Засвіт встали козаченьки» имеет несколько вариантов текста. Автором считается легендарная  Маруся Чурай.

Засвіт встали козаченьки
В похід з полуночі,                                                                                                Заплакала Марусенька
Свої ясні очі.

Не плач, не плач, Марусенько,
Не плач, не журися,
Та за свого миленького
Богу помолися!

Стоїть місяц над горою,
А сонця немає…
Мати сина в дороженьку
Слізно проводжає:

“Іди, іди, мій синочку,
Та й не забаряйся.
За чотири неділеньки
Додому вертайся”.

“Ой рад би я, матусенько,
Скоріше вернуться,
Та щось мій кінь вороненький
В воротях спіткнувся.

Ой бог знає, коли вернусь,
В якую годину;
Прийми ж мою Марусеньку
Як рідну дитину!

Прийми її, матусенько, –
Всі у Божій волі!
Бо хто знає, чи жив вернусь,
Чи ляжу у полі?”

“Ой рада б я Марусеньку
За рідну прийняти,
Та чи буде ж вона мене,
Сину, шанувати?”

“Ой не плачте, не журітесь,
В тугу не вдавайтесь:
Заграв мій кінь вороненький,
Назад сподівайтесь!”

ЛИЛИЯ МЕЛЬНИЧЕНКО